Ей было столько же, сколько и всем остальным — немного более семнадцати… Позади — несостоявшаяся, непонятая и никому непонятная первая влюбленность, впереди — вся жизнь. Увы…
И тут — Он. Для всех обыкновенный, немного сумбурный, немного странный, а для Неё — тот, кто станет Её первым, далеко не лучшим, но… первым.
Так начиналось лето.
Сначала экзамены выпускные, потом ожидались вступительные. А в этом промежутке случилось.
Озарение? Нет.
Любовь? Тем более нет.
А. Страсть? Но они и не знали еще, что это так называется.
Они были слишком молоды для размышлений, они были слишком уставшими для отношений, они просто были. И поэтому это случилось.
Всплеск.
Отлив.
Волна.
Отдохновение.
Они наслаждались жизнью и собой, юными.
Он звонил и говорил, что Ей звонит Её солнце. Она верила не словам, а губам, это произносившим.
Он целовал Её всю и она пыталась понять, что же такое наслаждение… Может быть, оно заключено в нём, как в каком-то волшебном сосуде заключено счастье? И что же такое счастье, которое обязательно где-то прячется?
А потом случился праздник. Обыкновенный праздник. После третьего замужества она запамятовала, как всё-таки он назывался. Смешно, не правда ли? Праздники случаются каждый месяц, и она их помнит. А тут — событие, и… забыла.
Может быть потому, что ей-то всего семнадцать было? Не смейтесь! Ей было семнадцать!
И приехала она домой растерянная, но обретшая вдохновение. Начинающая понимать, что в жизни есть вещи весьма привлекательные, но о них почему-то вслух не говорят.
Предательский румянец со щек прошел как-то сам собой. Она продолжала улыбаться и плакать, говорить и молчать. А было Ей всё тех же семнадцать, и так как Её солнце продолжало звонить, то и замужества Ей не хотелось. Хотелось разобраться в том, какое же всё-таки место занимает в жизни любовь…
И начала. Разбираться.

Прошло несколько лет, забылось несколько любовников. И вот — Она. Такая же трепетная, нежная, горячо любимая и горячо отдающая свою любовь, идет рядом с ними. Идет, спеша. Идет, волнуясь и волнуя. Идет, потому что по-иному не может. Здравствует, чёрт побери!
Мало кем понятая. Но это-то, как раз и понятно. Как может быть понят человек, так до конца и не разобравшийся в себе самом и в том, что, вполне возможно, и есть его сущностью?
Ей двадцать. Прекрасных двадцать. Она во многом и со многими груба, но при этом очень (как к тому времени стали говорить) сексуальна. Она не может отделить любовь от пресловутого секса, и, естественно, Она влюбляется.
Он немного старше Её двадцати. Он такой же студент, как и она. Но… Жена, которая старше его на несколько лет, и которая рассчитывает на приличное с Его стороны отношение, так как помогла Ему избежать многих жизненных проблем. Он, который считает такое положение вещей разумным. И Она, которая принимает ситуацию таковой. Пока что.
Начиналось всё жутко романтично — закат на море, бухта и костер, в искрах которого растаяли Её последние сомнения… К его ласковым губам она почему-то не смогла привыкнуть от первого их прикосновения. И от второго тоже. По ночам Он шептал Её какую-то милую чушь, а днём шептались все вокруг — они были мудрее и понимали, что всё далеко не так просто. Но однажды Она смущенно ощутила в себе что-то иное, прилив, что ли. И не море бушевало, а что-то в ней самой, помимо Её воли. И это ощущение подарил Ей именно Он. Растерявшись от новизны, Она решила, что это и есть любовь.
Осень. Море осталось позади. Но Он-то рядом! Если не расстоянии поцелуя, то в мысленных советах именно с Ним, в ночных сомнениях и дневной веселости. И только потом — постель, такая же не нужная Ему, насколько необходимая Ей. А потом — привыкание, долгое, мучительное привыкание, попытки сблизится с Его друзьями, чтобы хоть в этом найти отдохновение. Он не стал ближе, стал проще. А после знакомства с Его женой (которую почему-то Ей стало безумно жаль), возникло желание стать частью Его жизни, подарив при этом кому-то такое же счастье, что дарили Ей.
Вскорости нашелся очень близкий Ему человек, который, как оказалось был в Неё практически влюблён. И который решил, что Она — женщина его жизни. Но Ей было сложно поверить и ему и себе самой, в первую очередь. После Она его никогда не вспоминала. Он сумел подарить Ей избавление от того мучительного ощущения, которое связывало Её, сковывало Её волю и мысли…
Прошло немного времени и наступило самое светлое и самое, как всегда мучительное, время в Её жизни — она влюбилась! Влюбилась взаимно, влюбилась в Его глаза, Его губы, Его мысли, Его тело. Она влюбилась самоотверженно, до самоотречения. Он был свободен, красив, плечист и учил Её быть такой же раскованной, как и Он. Раскованной в мыслях, в поступках, в постели, в конце концов! Он бережно и нежно учил Её всему, что понимал и знал. Она училась легко и непринужденно, без смущения и страха. Она ведь боготворила Его, к чему смущение? Она познавала этот мир Его глазами, Она вкушала радости благодаря Его улыбке, Она была счастлива! Они занимались «этим» везде — на последнем этаже многоэтажки, на киносеансе, в тамбуре быстро едущей электрички и на многих благословенных постелях, которые милостиво предоставляли им друзья и хорошо складывающиеся обсоятельства. И при этом не прекращалась чудная учёба вперемешку з великолепным (пусть и сумбурным) общением. Они оба светились счастьем, лучились довольством миром и собой. Им было действительно хорошо. Классно, блин! Она до сих пор не может об этом вспоминать без боли, теперь уже тупой и ненужной, но всё же … боли… Они уже начинали строить планы будущей совместной жизни, планировали, где и как будут жить, уже оба познакомились с мамами друг друга… Уже… А оказалось, что — всего лишь! Оказалось — Он в ы б и р, а л! Таких влюблённых, таких замечательных, таких хорошо (теперь уже) разбирающихся в Его настроениях, у Него было ДВЕ!!! Он сравнивал, оценивал достоинства и недостатки обеих, о чём потом не преминул Ей подробно рассказать. То ли проверяя Её на прочность, то ли пытаясь добить окончательно и бесповоротно. Одного Он добился на «пять с плюсом» — Она, та, которая Его так любила, — Его же и возненавидела, а вдобавок, возненавидела и всех, кто мог бы стать Её партнёром — партнёром по жизни, партнёром по радости, партнёром по постели. Она замкнулась, закрылась, как маленький, никому не нужный, моллюск и попыталась жить. А праздник-то закончился! Неожиданно Ей пришло на ум, что кроме кромешной боли, у Неё есть выстраданное, но от этого не менее замечательное, умение дарить счастье (читай, удовольствие). Что оставалось делать? Дарить! И точка. Она ведь замкнулась настолько, что кроме «веселой травы» Её ничего не могло развеселить, а кроме небольших материальных благ, которыми Её одаривали «друзья», ничего не могло обрадовать…
К двадцати пяти Она устала. Устала о того, что ничего нового в Её жизни не происходило, устала от того, что никто ничем не мог Её удивить, поразить и тем более, обрадовать. Она смертельно устала!
Она не понимала к чему люди придумали брак. И тем более не понимала, зачем это Ей. Она действительно тихо ненавидела. Их, их жён, их детей, и себя — красивую, молодую, замечательную, — Она тоже ненавидела.
К тому времени у Неё появилась та работа, о которой, вполне возможно, мечтают многие и многие (особенно незамужние девушки). Но Ей это было нужно лишь для того, чтобы мстить. Ей нравилось влюблять в себя всё новых и новых, абсолютно чужих и чуждых Ей мужчин, Ей нравилось бравировать этим перед подругами, Ей нравилось разрушать. Созидать и создавать что-либо Она уже не могла. Так Ей во всяком случае казалось. Другие говорили, что Она просто не захотела вовремя измениться. А Она, иногда даже понимая, что как-то всё не так, ничего менять не хотела и не собиралась. Злость преобладала!
Так же, как и ко всем остальным, отнеслась Она и к Нему. Очередному. Очередному самцу, который увлекся Её безапеляционностью. Он, как тетерев, токовал вокруг Неё, чаще всего забывая о том, что дома — жена и маленький сын. А Её только этого и надо было! Влюбить и растоптать! О, если бы мы знали все последствия наших поступков! Особенно такие последствия, которые могут нам аукнуться лет эдак через пятнадцать…