Пришла предпасхальная пятница.
Пятый прокуратор приморской провинции Понтий Пилат проснулся поздно, после полудня.
Правое плечо побаливало, предвещая приступ подагры. Поморщившись, Пилат подозвал прислужника, приказал принести пищу. Прокуратор плотно позавтракал печеной поросятиной (по понятиям провинции — преступление). Подали прохладное помпейское пиво.

— Проклятые повара! — подумал Пилат, посасывая плод померанца. — Поросятину пересолили, пережарили, пиво подали прокисшее… Плебеи!
— Прикажете позвать просителей? — подобострастно поинтересовался прислужник.
— Проведите.

Последним пришел плотник просить по поводу пасынка. Пилат прекрасно помнил проповедника, пойманного патриархами при помощи подкупленного провокатора.
— Посмотрим, — протянул прокуратор, передавая прошение писцу.

Площадь перед прокуратурой предстала Пилату переполненной.
— Перед праздником Пасхи правительство позволяет помиловать преступника, — провозгласил патриций.
— Подсудимых пара. Первый преступник (Пилат прищелкнул пальцами, поскольку позабыл прозвище). Потом — политический. Проповедник.
Предлагайте.

Поодаль, поглаживая пейсы, перешептывались патриархи.
— Презренный проповедник!
— Портит подростков! Полоумный — призывает пойти против предписаний Пророка!
— Проучим, почтенные. Поставим палку, прибьем перекладину, приколотим покрепче.
— Пусть повисит, помучается.
— Пощади первого! — прокричал, потрясая посохом, пожилой пастух.
— Правильно! — проревела площадь.
— Почему? — Пилат пожал плечами. — Подумайте получше. Потомки проклянут.
— Повесь, повесь проповедника! — пронеслось по площади.

Погода портилась. Потемнело.
— Проклятое племя! — подумал Пилат, презрительно поглядев поверх пестрых платков, переполнявших площадь. — Патриархи победили.
— Помою персты! — провозгласил пятый прокуратор полуденной приморской провинции Понтий Пилат, подписывая приговор.