Им порой до нас не докричаться.
Нет, они приучены молчать.
Как когда-то насмерть, за лекарством
Среди нас, бесчувственных, стоять…
Очередь берёт презервативы,
К радости коммерческих аптек.
Ждёт старушка но-шпу терпеливо,
Маленький усталый человек…
Слабые, дрожащие ладони.
Сколько в них заботы и тепла!
Долгий взгляд в далёком прошлом тонет
И не отражает зеркала.
Серебро жестокой амальгамы.
Белый снег измученных волос —
Из огня вернувшиеся мамы…
Время? Нет ответа на вопрос.
И любовь, и свет, и всепрощенье —
Ах, успеть бы хоть чуток воздать
Нам за их великое терпенье.
Старенькая ждёт Россия-мать…
Лампы свет сквозь зубы цедит ватты:
Экономят — глаз своих не жаль:
«Что в газете пишут про солдатов?»
И читают «Сталин» вместо «сталь»…
Пальцем водят, путают и плачут —
Каждый год Победа всё трудней:
Вот опять в ларьке не дали сдачу,
Обдурив на семьдесят рублей…
Сунули, кричат:" Иди ты, бабка!
Очередь не путай, не держи!"
И ползёт в побитой молью шапке
Родина стареть на этажи…
По пути рыбёшку кинет кошке.
Та к ней за внимание добра.
Выбросит в ведро сослепу ложку.
Да и Бог с ним — не из серебра!
Старенькая, слабая, больная…
Смотрит дедов выцветший альбом.
Что-то, улыбаясь, вспоминает…
Плачу я, и острый в горле ком.
На ночь покладёт в стаканчик зубы
И в лихую молодость уснёт.
Там вокзал, война, играют трубы,
Серый эшелон на смерть идёт.