Оно висело в гардеробе, мамино красное платье,
Пока она умирала,
Оно, как вспышка, в ряду
Старой, темной одежды,
Которую она носила всю свою жизнь.
Меня позвали домой,
И когда я ее увидела, то поняла,
Что жить ей осталось недолго.
Когда я увидела это платье, я сказала:
— Мама… какое красивое!
Никогда тебя в нем не видела,
— Я никогда его не носила, — медленно ответила она.
Сядь, Милли… я бы хотела, прежде чем уйду,
Преподать тебе урок-другой, если смогу.
Я села у ее постели,
А она вздохнула так глубоко,
Что я подумала, она не выдержит.
— Теперь, когда меня скоро не станет,
Мне кое-что становится понятным.
О, я хорошо тебя воспитывала… но неправильно.
— Что ты хочешь сказать, мама?
— Я всегда думала,
Что хорошая женщина никогда не думает о себе,
Что она нужна, чтобы обслуживать других.
Сделать то, сделать это,
Всегда выполнять желания других,
А свои оставлять напоследок.
Может, когда-нибудь, ты до них и доберешься.
Но, разумеется, этого никогда не случается.
Моя жизнь была именно такой —
Я обслуживала твоего отца, сыновей, твоих сестер, тебя.
— Ты делала все, что может сделать мать.
— О, Милли, Милли, в этом не было ничего хорошего…
Ни для тебя… ни для него. Неужели ты не понимаешь?
Я сделала для тебя самое худшее, что можно, было сделать.
Я ничего не просила для себя!
Твой отец в соседней комнате,
Расстроенный, глядит в пустоту…
Когда доктор сказал ему,
Он очень плохо воспринял эту новость…
Подошел к моей кровати и чуть не вытряс из меня душу.
— Ты не можешь умереть,
Ты слышишь? Что будет со мной?
«Что будет со мной?»
Да, тяжело ему будет, когда я уйду,
Он и сковородки-то найти не сможет, ты же знаешь.
А вы, дети…
Вы все сидели у меня на шее.
Семь дней в неделю
Я первой поднималась и последней ложилась.
Я всегда брала себе подгорелый тост
И самый маленький кусок пирога.
Я смотрю, как некоторые из твоих братьев
Обращаются со своими женами,
И мне делается плохо, потому что это я Научила их этому. И они усвоили урок.
Они усвоили, что женщина существует
Только для того, чтобы давать.
Естественно, ведь каждый сэкономленный мной пенни
Шел на вашу одежду или ваши книжки,
Даже когда в этом не было нужды.
Не припомню ни одного раза, чтобы я сходила
В центр города, чтобы купить что-нибудь красивое…
Себе.
Кроме прошлого года, когда я купила это красное платье.
У меня нашлись двадцать долларов,
Которые никто не потребовал.
Я шла заплатить судомойке.
Но почему-то… пришла домой с большой коробкой.
Твой отец здорово тогда на меня накинулся.
«Куда ты собираешься ходить в таком платье…
В оперу или еще куда?»
И думаю, он был прав.
Я никуда не надевала это платье,
Только в магазин.
О, Милли… я всегда думала, что если ты Ничего не берешь для себя в этом мире,
Ты все получишь в следующем.
Я больше этому не верю.
Я думаю, что Господь хочет, чтобы мы имели что-то…
Здесь… и сейчас.
И я говорю тебе, Милли, что если случится чудо
И я встану с этой кровати, тебе следует поискать
Другую мать, потому что я буду одна.
О, я так давно пропустила свою очередь,
Что вряд ли соображу, как туда попасть.
Но я научусь, Милли.
Я научусь!
Оно висело в гардеробе, мамино красное платье,
Пока она умирала,
Оно, как вспышка, в ряду
Старой, темной одежды,
Которую она носила всю свою жизнь.
Ее последние слова ко мне были:
— Окажи мне честь, Милли,
Не ходи по моим стопам.
Обещай мне это.
Я пообещала.
У нее перехватило дыхание,
А затем мама нашла свою очередь
К смерти.