«Надо же, воспитывать не умеют!», — осуждающе вздыхала я, глядя на какого-нибудь кричащего, убегающего от мамы карапуза. В собственных педагогических способностях я не сомневалась. Ведь доченька слушается меня буквально с самого рождения.
Уговорить выпить лекарство? Да без проблем, пусть самое противное и горькое! Вдруг на детской площадке закапризничала — не хочет домой. Несколько слов и — она соглашается и, взяв меня за руку, следует в сторону дома. Вдруг решила покапризничать в магазине (всего один раз — года в три) — опять произношу пару предложений, и ребёнок успокаивается и ничего не требует. Стала рисовать на мебели? Объяснила, что для этого — есть листы — с тех пор рисует только на листах. Не убирает игрушки — вновь достаточно просто договориться.
Точно, я — гений педагогики. Слова могу подходящие найти. А те, у которых дети кричат, валяются на земле — не могут. Или не хотят. Ну как подруга может спокойно говорить, что её дети «лизали ступеньки на горке!» Значит, просто воспитывать не умеет. Вот моя же дочка — ничего не лижет!
А потом у меня появился сын. Едва научившись передвигаться в пространстве, он начал проявлять характер и приводить квартиру в порядок в соответствии с собственными вкусами. О, как же это грустно — расставаться с иллюзиями! Оказалось, что я — не педагогический гений, а совсем наоборот. Сынишка — ел муравьев, отдирал всё, что можно отодрать, до сих пор продолжает создавать шедевры абстрактного искусства на любой свободной поверхности (хотя в доступе всегда ватманы).
А еще года в два он мог лечь в лужу и начать рыдать, например, потому, что мы не пошли в гости. Прямо посреди школьного двора, где мы ждем его сестру. И я, под осуждающие взгляды родителей, да те самые, в которых читается «не умеет воспитывать» — волокла его домой. Уговоры не действовали. Проявления возрастных кризисов проходили — точно по писанному.
Да ещё этой зимой (сыну три с половиной) этот молодой человек вдруг заявил, что хочет в туалет. Причем обязательно на улице, как собачка. Уговоры, объяснения — впустую. И опять тащила его, надрывно вопящего, до дома, внутренне съеживаясь, когда на меня оглядывались прохожие и укоризненно вздыхали.
Сынок — ласковый чудесный добрый мальчик. Но с характером. И это тоже замечательно. Мужчина без характера — как-то не очень… Чтобы уговорить моего маленького мужчину сделать то, что он не хочет, нужно потратить столько сил, проявить немыслимую фантазию! И ведь не всегда удачно.
Как убедить его разрешить закапывать капли в нос — до сих пор не знаю. Обычно предупреждаем, говорим, что нужно, вылавливаем, держим, а потом он от обиды бьет пузырек кулачком…
На площадке, на улице я вижу детей, по сравнению с которыми мой сын — воплощение послушания. На их мамочек с осуждением смотрят молодые «коллеги», чинно выгуливающие своих послушные детей (как правило — единственных). Улыбнувшись маме «непослушного», я мысленно желаю осуждающим, чтобы у них появились ещё дети, с характером. А то ведь можно так и всю жизнь прожить с чувством, что ты — гений педагогики.