Он так благоговел перед отцом духовным!
Он твёрдо верил в то, что свята жизнь его.
Старался он во всём быть на него похожим
И Господа всегда молил он за него.
Но как-то раз ему сказали по секрету,
Что якобы отец был уличён в блуде.
И белый свет померк — не стало больше света,
И места он себе не мог найти нигде.
-Ну как, ну как он мог, — нутро его кричало, —
Так растоптать свой сан и Господа предать?!
И он решил тогда с ним больше не встречаться
И никогда тот храм уже не посещать.
Но встал вопрос: кому сумеет он поверить
И Таинство принять из чьих он сможет рук?
И виделись ему одни лишь фарисеи,
И чудились ему лишь блудники вокруг…
Жизнь потеряла смысл, и всё же, как ни бился,
Но этому всему не видел он конца.
Он спать не мог и есть, он даже не молился,
А только осуждал духовного отца.
Однажды в тонком сне увидел он пустыню
И как, идя по ней, от жажды изнывал.
Он за глоток воды отдать бы мог полжизни,
Как вдруг невдалеке колодец увидал.
Прохладою манил колодец тот бездонный
Сосудом золотым с хрустальной чистотой,
Но подносил сосуд весь в струпьях прокажённый:
Распоряжался он лишь этою водой.
И будто зазвучал во сне какой-то голос:
— Ну, что же ты не пьёшь? Вода-то ведь чиста!
А если б твой отец и был духовно болен,
То в Чаше всё равно — причастие Христа.
Коварный враг плетёт интригу за интригой
Он хочет разлучить отца и чад его,
Тебе не понести священника вериги,
Не верь своим ушам, не слушай никого!
Не будем осуждать своих отцов духовных!
Коль дал их нам Господь, то судим и Его.
И если не бежать от помыслов греховных, —
То сами в лютый блуд впадём мы за него!