Каждый знает — самое дорогое дети! А как часто бываем мы с ними необъяснимо жестоки, ведь поднять руку на безответное существо легко — и сдачи дать не может, и обругать, и нуждается только в тебе, в твоей помощи, и слабее тебя, и боится…
Утро. Она проснулась, открыла глазки и завозилась в кроватке. Пушистые темные волосики на голове после сна выстроились в причудливый ирокез, а круглая мордашка с глазками — вишенками (а они у нее карие, почти черные) от этого стала еще милее. Малышка заворочалась, пытаясь подняться на ножки. Встала, уцепившись пухлыми ручонками за край. Постояла с минуту, потом присела на корточки, высунувшись в кроватный частокол. Покряхтела, подавая матери условный сигнал…
Ее мать была красивой и умной женщиной и воспитывала ее как могла. Отец будучи слабохарактерным и к тому же частенько бывая как теперь говорят «с большого бодуна» редко принимал участие в воспитательном процессе, а если снизходило, то только будучи под «шафе». Она была хорошей матерью — с каким то звериным материнским инстинктом и чутьем, но вот приступы ярости делали ее просто ЧУДОВИЩЕМ с огненным взором. Она возилась на кухне, собирая на стол…
Малышка повернулась, пошарила рядом с подушкой. Вчера вечером там положили с ней спать ее любимую, пухлощекую Гретту. Взяла ее и выбросила из кроватки. На этот звук мать вбежала в комнату, споткнулась о куклу и раздраженно кинула — Че проснулась? Подняла Гретку. — А че так воняет? Злоба закипала в ней. — Опять насрала? Швырнула куклой в ребенка, отчего та не устояв села с размаху на попку и испугавшись, заплакала. — Сколько можно? Мать уже в бешеном танце кружилась по комнате. Опрокинув стул, подскочила, ударила по голове. Ирокез паник и малышка заплакала еще громче. Мать выскочила на кухню (отца к тому времени уже не было дома), схватила огромный кухонный тесак и приставила ей к горлу так, что на нежной бархатной коже моментально выступил малиновый рубец Ты с… ка, сколько можно срать? За… ла!!! Малышка перестала кричать видимо от смертельного ужаса, сковавшего ее маленькое сушество — лишилась голоса и только слезки катились по щекам. Онемев от испуга она беззвучно открывала рот и сцепив ладошки перебирала крохотными пальчиками. На ползунках медленно расплывалось мокрое пятно… Она описилась от страха…
Остановись, что ты делаешь! Ты ведь никогда не сможешь вымолить прощения у этого ирокезика, у этой круглой мордашки, пухлых ручонок в складочках, у этих вишенок-глаз…
Остановись, потому что всю жизнь ты будешь раскаиваться и молить и не получишь прощения у нее маленькой и беззащитной! — ЭТО НЕВОЗМОЖНО!!! Это на твоей совести !!! СИДИ И ПОСЫПАЙ ГОЛОВУ ПЕПЛОМ…
p. s. SP 14.03.12. (авторские права защищены)