Сказ про старика и смерть
Далеко ли близко ли, за лесами за горами, за синими озерами, жил да был в одной маленькой деревеньке старичок. Не то, чтобы старый, но и не шибко молодой. Жил — поживал. Однако время шло. Стал он задумываться о жизни своей, да и ко смерти готовиться. Пора поди. Но не хочется умирать старику. Однако, смерть. Она приходит, когда дни нашей жизни истекли.
Сидит как-то дед наш на завалинке своей хибарки и видит, как еще далече идет к его деревне фигура в черном одеянии — мантии до пят и с капюшоном. В руке у человека того коса, в аккурат такая, какой он траву у дома косит. Заволновался старик. В деревне той, что он жил, один он остался. Другие жители ее разбрелись кто-куда, иные померли уже. Значит та, что с косой идет, — это за ним. Испугался старик, не знает что делать. Решил он от смерти спрятаться. Залез под крыльцо, выглядывает на приближающуюся фигуру в щелку. Подходит она. Холодом повеяло на старика: черное одеяние на фигуре смерти, переливается все как бездонное звездное небо, из-под капюшона глаза сверкают, а лица не видать. Ни дать ни взять — призрак — только черный. Слышит старик голос, исходящий от этого призрака: «выходи, знаю где ты, вижу где. Пора. Собирайся в дорогу. Путь не близкий». И косой так из стороны в сторону повела смерть. Теперь уже сомнений не осталось: не гость дальний, не случайный прохожий заглянул — смерть пришла. Вылез старик из-под крыльца — чего уж тут прятаться. Подошла к нему смерть и руку из-под мантии костлявую протягивает: пойдем мол. Страх напал на старика еще больший. Бухнулся он в ноги этому черному привидению и зарыдал: оставь меня еще чуток пожить. Посмотри, какая благодать вокруг: птички поют, солнышко светит. Трава зеленеет, яблони в цвету. Я, говорит старик, только жить начал, только намедни мир увидел, красоту его. Жизнь то я прожил в трудах, заботах о хлебе насущном, впроголодь. Жил, детей растил, а вот на старости один остался. Смилуйся надо мной. Дай еще денек, другой пожить, на мир посмотреть. А ты пока тут поживи. Места у нас много. На мир посмотри. Я для тебя баньку истоплю — чай ты такой отродясь не видала. Все, поди, в трудах. И некогда о себе подумать «. Замерла смерть. Чудными показались ей слова, сказанные стариком. Никто с ней так не говорил — бывало, умоляли не забирать, но чтоб подождать и самой на мир полюбоваться — такого не было. Да и попариться в баньке заманчиво. Согласилась смерть. Проводил старик гостью свою в дом. Показал комнату, где жить она будет. Отдохни, говорит, с дороги. А я обед приготовлю.
Не успела смерть закемарить на пушистых стариковых перинах, а он уже стучит в ее дверь: готов обед. Усаживает старик смерть за стол, а там: яичница на десять яиц, картошка рассыпчатая. Рядом капуста квашеная, лучок зеленый, да каравай хлеба домашнего. В центре стола графинчик с прозрачной жидкостью. Наливает старик в стопочки напиток этот из графинчика — отведай, сам делал. А сам смотрит с некоторым страхом на гостью свою: не каждый день за столом с тобой сидит сама смерть. А та опрокинула, помедлив, стопку в раскрытый зев капюшона и потянулась за яичницей. Уж поздно к ночи закончили они обед. Гостья ела да нахваливала старика: умелец ты, какой обед сготовил. Не ела, говорит, ничего подобного уже лет так с тысячу — с тех пор как работать смертью пришлось. Не от хорошей жизни, говорит, пришлось заняться. Жить как-то надо. Вот и живу. Помолчал деликатно старик. Ты отдыхай, говорит, а утром — в баньку.
Поутру рано проснулась смерть. Солнышко яркое уже светит в окно. Солнечные зайчики скачут по стенам. Вышла смерть во двор, а чуть в стороне в огороде, видит, ягоды виктории в кустиках зеленых листьев проглядывают. Подошла она к ним и присела. По щекам слезы катятся. Протянула она к ягодам руки. А не рвет: жалко красоту рушить, да жизни лишать ягоды эти.
Тоскливо стало на душе у смерти: столько живет, а жизнь то мимо, оказывается, прошла. Старик, за которым пришла, прав. Живешь вот, а мира не видишь. Красоты и великолепия его. Жалко ей стало старика. И себя жалко. Чем она старика лучше? Увидел, вот он радость жизни. А не приди она за ним, так не увидела бы и она.
А старик уж легок на помине: «банька, говорит, готова. Пойдем, проведу. Зашли они в баньку, старенькую, неказистую. Вот говорит, старик, тут раздеться можно. А вот там — парная. Баньку я хорошо протопил, помыл все — ты не сомневайся. Я смерть меж тем скинула с себя черный балахон, и предстала перед дедом девушка юная невиданной красы. Дед аж крякнул от изумления. Чего угодно ожидал, но не такой он представлял себе смерть. А девица, ни слова не говоря, ступила за дверь парной. Через минуту, другую, услышал старки плескание воды, а спустя малость, и хлесткие звуки от веника, который он заботливо приготовил. Потоптался дед у входа в парную, но заглянуть постеснялся — девица ведь.
Вышел он из баньки. Бредет. А на душе смурно. Кошки скребут. Забыл уж дед, что смерть пришла за ним, что помирать ему время пришло. Идет и спотыкается по пути — дороги не видит. Жаль ему вдруг стало девушку это красивую, что работа у нее такая. Это ж и мужчине не каждому по силам людей жизни лишать. Не по своей воле сказала она. Нужда заставила. Сколько ж лиха хлебнула она болезная — думал старик. Такая хлипкая. Горестно тем, за кем приходит она, а ей поди, еще тягше — думал дед. Добрел он кое-как до крылечка дома своего. Присел на ступеньку. Стал ждать гостью свою из бани. Квасок приготовил. С погреба принес. А еще бутылочку вина, что держал про запас — купил по случаю.
Пришла вскоре девица красная. Капли воды полотенцем с лица утирает. Сама же другим, побольше, тело прикрыла. Отведай, душенька, молвил дед. А сам протягивает ей квасу кружку. Отпила квасу девушка. Посидела с дедом на крылечке. Вина отпила. Видит дед, что сказать что-то она хочет. Да только каждый раз — глянет на него и замолкает. Понимает дед, что сказать она хочет, и грустно ему. И сам он не понимает — толи от того, что умирать придется, толи от того, что девушку эту юную жаль ему.
Набрался дед духу и говорит: «не хочешь ли по ягоды в лес сходить, а может, на рыбалку изволишь? Или на лодке хочешь покататься? Я тут такие места знаю!» Улыбнулась ему в ответ красавица — сходим. И в лес, и на рыбалку. И на лодке. И ничего боле не сказала. А старик и рад. И рад он уже не столько, что еще жизнь его продлится, а от того, что отсрочил он хоть на малость огорчение для гости своей. И еще жальче ему гостью свою стало: это ж какую тяжесть на плечах она носит.
И еще пожила смерть у него. Мантию свою с капюшоном она не одевала. И коса ее у крыльца стояла. Показал старик гостье своей и места знатные, где от ягод земляники земли не видать, и на лодке гостья покаталась. Рыбу, правда, ловить отказалась. Я не на работе, говорит. А старику все тревожней становится. Пора! А девица ни словом не поминает — зачем пришла к нему. Живет у старика. Квас пьет, молоко. Картошка с капустой квашеной полюбилась ей очень. Старик уж и ждать устал: когда? И старается гостье своей угодить. Мир показать. То птиц предлагает ей послушать, то на рассвет над рекой посмотреть. И каждый раз видит он радость на лице девушки. Глаза ее светлеют. И только нет-нет да прокатится слезинка из ее глаз.
Утром однажды проснулся старик и не увидел своей гостьи. Ни мантии ее, ни косы не нашел. Уж и не знал старик, что думать. Грустно вдруг стало ему. Как бы потерял что-то. Смурно на душе. Баньку истопил. Да только не тянет его в нее. Сел на крыльцо. Руки скрестил на коленях. Смотрит он на свои руки — а они вроде как не его. Узлов нет на руках. Морщин. Руки как у молодого. Еще не веря своим глазам, побежал дед к зеркалу — а там перед ним отражение красивого да статного молодого человека. Не верит своим глазам — молодость вернулась! И тело — нигде не болит, не ноет. Как в юности. Заплакал от радости старик, не веря еще до конца, что не исчезнет все, как пришло. Вышел на крыльцо старик уже как юноша. Вдаль посмотрел, как смотрел недавно. И вновь увидел он фигуру приближающуюся невдалеке. Сердце юноши забилось от радости — в приближающемся человеке узнал он гостью свою — девушку юную. И не было на ней ни мантии черной, ни косы в руках. Платьице голубое, в руке платочек красный. Не помня себя побежал молодой человек навстречу девушке. А она ему навстречу.
Через много много лет видели их, говорят. Такие же молодые, как в юности. Дети взрослые. Внуки. Все такие же молодые как их родители. В той же деревне живут. Рядом с родителями. И кто-то говаривал еще, что смерти в той деревне нет. Не умирают там люди…