Попытка.
«Думаете, мне хотелось умирать?» — Сева нервно кружил из угла в угол церкви, не переставая смотреть на своё безжизненное тело, лежащее прямо по центру в гробу. Лицо у покойника было каким-то неестественным, видимо, от посмертного грима, и Севе самому, почему-то, было страшно от его выражения. Хотелось войти в своё такое привычное тело, подняться, но это было уже невозможно! Какое же страшное это слово — невозможно! Ведь, пока живёшь, оно недоступно для твоего понимания, как и недоступно слово вечность. «А я, теперь, даже и не знаю, сколько мне здесь быть», — размышлял Сева. «В этом тонком мире редко попадаются такие же неприкаянные души, как я. И у кого из них ни спроси, все только пожимают плечами: «Не знаем. Сами ждём». А чего и сколько ждут, не хотят и говорить! А некоторые, вообще, такие злые! Просто, нелюди, какие-то! И страшные такие! Вся сущность чёрная-чёрная, аж смотреть ужасно! Говорят, и я таким буду! Если, ничего не произойдёт! Говорю: «А что? Что должно произойти? Ну, скажите, бога ради?» - «Что??? О боге вспомнил??? А чего не вспоминал, когда с балкона прыгал? Забудь о нём! Он тебя уже точно вычеркнул из списков своих номинантов на премию «лучший ангел года»! А как они ужасно воют!!! Если вы только знали! Вся душа сворачивается в клубочек и начинает судорожно колотиться от одного только их крика! Это такое мучение, и не передать!..
И о чём я только думал, когда решил вдруг свести счёты с жизнью?! Да, ни о чём! Это было, как, какая-то глупая компьютерная игра, где можно снова перезагрузиться и начать всё с новыми жизнями! Представлял, как она придёт, вся в чёрном, будет рыдать над моим безжизненным телом и причитать: «Мой миленький Сева! Что же наделал? Ты ведь ещё такой молодой! Я не смогу без тебя жить! Я тоже хочу к тебе!» А я буду лежать молча, такой холодный-холодный, и она не сможет меня разбудить, уже никогда-никогда! Я был так растроган этими мыслями, и слёзы наворачивались у меня на глазах от жалости к себе и торжества справедливости! А теперь, я не могу плакать! Нет тела — нет и слёз! Какой ужас, не уметь плакать, когда хочется рыдать в три ручья! Хочешь плакать — а получается какой-то страшный вой! Ещё не такой страшный, как у некоторых здесь, но, боюсь, это не за горами! Горы! Я вижу горы, но выше земли не могу оторваться ни на полшага! Она не отпускает меня! Я думаю, она притягивает мою сущность, как когда-то притягивала моё тело! И, возможно, скоро совсем его утянет под землю… Когда? Надо ждать… Все говорят, надо ждать… Я, и представить себе не мог, что это такое: оказаться по ту сторону экрана фильма, под названием «Жизнь»! Только такой дурак, как я, мог подумать, что смерть может решить проблемы несчастной любви!
Мама! Милая моя! Забери меня отсюда, прошу тебя, забери! Как же я хочу к тебе, к твоим теплым и заботливым рукам, твоим понимающим всё глазам, твоей доброй улыбке! Мама! Слышишь меня, мама?!! Нет. Никто меня здесь не слышит, не видит, не чувствует. Я брожу между вами, проникаю через вас, вижу ваши души и знаю, что далеко не у всех их настроение соответствует вашему скорбному лицу. Многих из вас я уже боюсь. Если бы я только мог видеть ваши души раньше, когда я ещё был жив? А хотел ли я видеть их? И что я для этого сделал, чтобы разглядеть души некоторых за масками приветливости и доброты?!"
Сева решил хоть как-то попробовать дать о себе знать собравшимся, и, собрав, всю свою волю в кулак, опрокинул, стоявшую на боку, крышку гроба! В тишине маленькой церкви, которую нарушал лишь монотонный голос батюшки и всхлипывания родных покойника, раздался глухой звук удара дубовой крышки о бетонный пол…
«Что это? Где я?» — в сумерках утра ясно проступили стол, опрокинутый стул, кровать вместе с тумбочкой. Всё это напоминала комнату Севы… Страшно болела голова… «Блин! Так это я так упал вместе со стулом и грохнулся башкой об угол тумбочки!» — дошло вдруг до него. И вдруг воспоминания вчерашнего вечера сразу навалились на его болевшую голову: расставание с Аней, литровая бутылка водки, пьяные слёзы на её фото, море СМС-ок и звонков без ответа, пока не кончились деньги на телефоне и терпение. И сон. Страшный сон. А может, и не сон вовсе? Сева вдруг ясно вспомнил, как вдрызг пьяный волочил ноги на балкон лестничной клетки последнего этажа, как стоял над ночным городом и смотрел на огни, как мысленно прощался с родными… А потом? Что было потом?..
Сева встал и огляделся: на столе стояла практически пустая бутылка водки, разорванная в клочья фотография Ани, недопитая рюмка и листик бумаги. Взяв записку с надписью: «В моей смерти прошу винить только Аню», Сева, не раздумывая, пошёл на кухню, поставил на плиту чайник, поджёг листик, выбросил его в мойку, закурил и подумал: «Боже! Я, всё же, тебя дождался! Спасибо, что не оставил меня! Жизнь так прекрасна!»