В Великий четверг христиане вспоминают Тайную вечерю.
В картине «Тайная вЕчеря» Ге нарушает привычную каноничность трактовки евангельского сюжета. Он рассматривал изображенное событие как реальную психологическую драму, суть которой в разрыве между недавними единомышленниками.
В основе образного решения — борьба света и тьмы, истины и лжи, символически сконцентрированных в фигурах Христа и Иуды.
Острота темы, новаторство композиции, широкая манера письма, смелость сопоставления крупных светотеневых масс обратили на себя внимание современников.
Эта картина вызвала множество споров сразу после своего появления.
***
За эту картину художник Николай Ге получил звание профессора, минуя звание академика.
Он работал над ней два года и в 1863 году представил её на выставке, проходившей в Императорской Академии художеств. «Тайная вечеря» вызвала множество откликов и дискуссий. «Впечатление от „Тайной вечери“ в Петербурге было, можно сказать, громовое», — писал критик Владимир Стасов.
Император Александр II распорядился купить эту картину для музея академии.
***
Согласно евангельской легенде Иисус тайно встретился со своими ближайшими учениками за ужином (вЕчерей), во время которого он поведал: «Один из вас предаст меня».
Тема нравственного выбора Иуды, тема предательства привлекала многих художников, и каждый из них трактовал ее по-своему.
Николай Ге воспринимает евангельских героев как реальных людей со сложным миром чувств и переживаний. Такому восприятию помогает и вполне достоверная обстановка изображенной художником комнаты.
Иуда у Ге не тайно предает Христа за тридцать сребреников, он открыто порывает с тем, с чем не может согласиться.
«В предательстве Иуды Ге понял не побуждение низкой алчности, но грустную развязку несогласий между творцом нового учения и его последователем, не могшим отречься от древнего иудейства», — писал историк искусства Андрей Сомов. Речь идет не столько о предательстве, сколько о столкновении мировоззрений, идейном разрыве.
Небольшая комната окутана мраком, и только луч света от горящего светильника как бы разделяет картину на две части.
Здесь друзья, единомышленники, там — предатель.
Фигура Иуды смещена к самому краю картины, ее окружает темнота, лица не видно.
Все ученики потрясены предательством, их пораженные и возмущенные взгляды направлены на Иуду.
Рассержен апостол Петр, растерян юный Иоанн. «Один Христос понимает, что происходит в душе изменника.
Лежащая фигура Спасителя полна глубокой скорбью о том, что его не поняли даже свои, что один из учеников враждебно его покидает, другой скоро отречется от него, и все разбегутся. Но он уже готов испить свою чашу и не хочет, хотя бы и мог, остановить предательство» (А. Сомов).
С этим соглашается и М. Е. Салтыков-Щедрин: «Это именно та прекрасная просветленная сознанием скорбь, за которой открывается вся великость предстоящего подвига».
Голову апостола Иоанна Ге писал со своей жены, Петра — с самого себя. Христос у Ге приобретает сходство с Герценом, который был кумиром художника.
Позднее мастер еще раз обратится к образу Иуды в картине «Иуда. Совесть».
«Они привыкли видеть в Иуде предателя. Я же хотел в нем увидеть человека, — писал Ге. — Это заблудившийся человек, не злой, но глубоко несчастный, как несчастны миллионы минутно заблудившихся и делающих массу зла, а потом или целую жизнь мучающихся своими поступками, или же лишающих себя жизни, как это сделал Иуда».
Когда художник В. Г. Худяков, резко отрицательно отнесясь к «Тайной вечере» Ге, в которой все «грязно до безобразия», поясняет: «Словом, это тот же Перов с попами на Пасху», — он враждебно, но проницательно почувствовал духовное родство внешне далеких друг от друга авторов.
«Тайная вечеря», как и у Перова, — рассказ о нарушенной гармонии. Только что все было прекрасно, светло, торжественно. И теплый свет, льющийся из холста, хранит память о согласии.
Но вдруг, по словам Гончарова, «электрический удар»: все срывается с места. Драматические тональные контрасты, огромная тень на стене, экзальтированная пластика и непоправимое черное пятно — Иуда.
Возможно, в более спокойные времена картина была бы воспринята как экспрессивная, караваджистская, но все-таки иллюстрация евангельского сюжета (хотя в спокойные времена она бы и не появилась).
Но это был 1863 год, когда на страницах «Современника» печатался роман «Что делать?», а его автор находился в Алексеевском равелине, и ни для кого не были тайной провокаторские обстоятельства его ареста; когда «бунт четырнадцати» — еще один раскол — проходил на фоне экспонировавшейся в Академии картины Ге.