У знакомой была кошка. Безымянная, потому что приходила только на слово «мясо». Я предлагала её так и назвать, но хозяйка побоялась, что животное тогда, из соображений нравности, вообще есть перестанет.
А нрав там был ого-го. Больше всего это мелкое чёрно-белое создание любило сесть горгульюшкой на мебель — и ненавидеть. На руки не шло, разве что к кому-то из гостей, глядя в процессе на хозяйку и как бы говоря: «Ну что, съела, съела? А к тебе не пойду, не надейся». Желательно, чтобы гость при этом держал чашку горячего чая, надо же лягнуть, спрыгивая.
Разумеется, за это кошку и боготворили.
Перелом наступил, когда в дом взяли щенка. Овчарку. Поначалу щенячье дитя тётю боялось, а тётя исступлённо выживала его со своей территории, для чего, в частности, жрала тёртую морковь с масляными витаминами из собачьей миски. Вскоре, однако, щенок сделался впятеро больше кошки и… постиг мудрость.
Кошку нельзя, да и не надо было гонять. Но кошку можно было любить. Найти на неё неумолимо, как лавина, и погрести под собой. Надёжно зафиксировать на полу и лизать, лизать… Тщательно и методично лизать мягким розовым языком, пока кошкины уши не приклеятся к голове. Из-под любви кошка выбиралась на курьих ногах, и в глазах, где прежде серным пламенем горела ненависть, светилось чистое ангельское безумие. Месяца через два былая ненависть погасла навсегда, и однажды мы, не поверив себе, услышали, как кошка мурчит.
Здесь была какая-то мудрая мысль о преобразующей силе любви…