Новороссийская эвакуация стала одним из самых трагичных эпизодов в истории Белого движения и Гражданской войны. Войска под командованием Деникина отступали на юг, пока не оказались загнанными в угол в Новороссийске. Остатки армии попытались спасти морем, но судов на всех не хватило. В результате за посадочные места развернулась настоящая драка, люди были готовы бросаться вплавь за пароходами, а оставшиеся на берегу разоряли магазины со спиртным.

В ходе Гражданской войны коренной перелом произошел очень быстро. В первой половине 1919 года белые Вооруженные силы юга России (ВСЮР) под командованием Антона Деникина захватили большую часть Украины, включая Харьков, а осенью заняли Курск, Орел и Воронеж, после чего двинулись от них на Москву. В октябре большевики уже строили планы по возвращению в подполье после проигрыша в войне, но до этого не дошло. Под Воронежем Красная армия разбила втрое уступающие по численности белые войска и начала собственное наступление, захватив в декабре Харьков. После этого ВСЮР начали бегство по расходящимся направлениям — на юг Украины и на Кубань, где последним оплотом был город Новороссийск.

В начале марта был потерян рубеж в виде реки Кубань, текущей от Екатеринодара (Краснодара) строго на запад, и стало ясно, что эвакуация белых в Крым неизбежна. Деникину никак не удавалось стабилизировать фронт. Раз за разом он отдавал приказ удержать очередной рубеж, будь то река или удобная для обороны местность, — и каждый раз армия отступала при незначительном напоре красных. Впереди всех бежали казаки: Донская и Кубанская армии. Кубанцы фактически уже выписались из белого движения, уже не реагировали на приказы ставки и горными дорогами прорывались к Туапсе. Лишь Добровольческая армия, выстроенная вокруг царских офицеров, сохраняла боеспособность, но в любую минуту ждала удара в спину от казаков.

Порт Новороссийска был не рассчитан на большие грузовые потоки и не подходил для эвакуации. В связи с этим Деникин принял решение двигаться на Таманский полуостров, чтобы переправиться в Крым через узкий Керченский пролив, но и этот приказ выполнить не удалось. 10 марта в Анапе подняли восстание «зеленые» — не подчинявшиеся ни красным, ни белым войска, состоящие, в значительной степени, из дезертиров и периодически неотличимые от бандитов. Путь на Тамань был отрезан и, будто во время апокалипсиса, все желающие выжить белые и их сторонники ринулись в Новороссийск. Дороги к нему были забиты тысячами автомобилей и повозок, сломавшихся или завязших в грязи, — люди бросали их и шли пешком к городу.

«Улицы его буквально запружены были молодыми и здоровыми воинами-дезертирами. Они бесчинствовали, устраивали митинги, напоминавшие первые месяцы революции, с таким же элементарным пониманием событий, с такой же демагогией и истерией. Только состав митингующих был иной: вместо „товарищей солдат“ были офицеры. Прикрываясь высокими побуждениями, они приступили к организации „военных обществ“, скрытой целью которых был захват в случае надобности судов», — вспоминал Деникин о тех днях.

Всего в городе и его окрестностях скопилось около 25 тыс. пехотинцев и столько же кавалеристов, но было ясно, что лошадей, как и артиллерию, придется бросить. Дополнительным отягощением служили раненые и больные (в городе свирепствовал тиф), которые занимали больше места, чем здоровые. 25 марта Красная армия взяла станцию Тоннельная, расположенную в 14 км от причалов, и угрожала последним оставшимся дорогам, ведущим в город.

«Город гудел, как разоренный улей».

Еще с середины марта ВСЮР стягивали в Новороссийск все суда, которые могли добыть. Но их все равно было слишком мало, и даже те, что шли к городу, подолгу простаивали в иностранных портах из-за карантинных правил. Деникин обратился за помощью к британскому флоту, присутствующему в Черном море. Адмирал Сеймур сочувствовал делу борьбы против большевизма, но ресурсы его были невелики: британские корабли могли принять не более пяти тысяч человек.

В ночь на 26 марта белые уничтожили основные запасы топлива и боеприпасов, а днем начали полномасштабную эвакуацию. Последнюю линию обороны перед самим портом держали добровольцы — уцелевшие дроздовцы, марковцы и корниловцы, а также казаки-калмыки. Огневую поддержку им оказывали немногочисленные белогвардейские боевые корабли, французский крейсер «Вальдек-Руссо» и Королевский флот. Благо, на рейде находился линкор Emperor of India, один грозный вид которого отпугивал желающих приблизиться, и с которым красноармейцы бы даже не подумали вступать в перестрелку.

Погрузка на корабли основных сил Добровольческой армии была запланирована на вечер, однако они начали прибывать уже к обеду, поскольку командиры отдельных подразделений беспокоились, что их места достанутся другим. Среди гражданских беженцев порядок было поддерживать некому, и толпа бросалась на любое причалившее судно, которое не охраняли пулеметчики.

«Город гудел, как разоренный улей. Шла борьба за „место на пароходе“ — борьба за спасение… Много человеческих драм разыгралось на стогнах города в эти страшные дни. Много звериного чувства вылилось наружу перед лицом нависшей опасности, когда обнаженные страсти заглушали совесть и человек человеку становился лютым ворогом», — так запомнилось это Деникину. В Крым уходили только те белогвардейцы, кто хотел продолжить борьбу, остальные же в те часы занимались обычным грабежом. Интересовали их, в первую очередь, винные погреба и цистерны со спиртом.

С наступлением темноты подразделения одно за другим снимались с передовой и поднимались на транспортные суда. На тех, кто держал фронт, падала все большая и большая нагрузка. Для эвакуации в пассажирские переоборудовали все доступные суда, и даже цепляли к пароходам на буксир речные и прибрежные баржи. На речную канонерку К-15, не предназначенную для морских походов, поместились 300 казаков, отправлявшихся в Феодосию.

Товарищи, война окончена!

Эвакуация продолжалась до самого утра. В восемь часов от берега отошли основные силы добровольцев. «Какой-то миноносец повернул вдруг обратно и полным ходом полетел к пристаням. Бухнули орудия, затрещали пулеметы: миноносец вступил в бой с передовыми частями большевиков, уже занявшими город. Это был „Пылкий“, на котором генерал Кутепов, получив сведение, что не погружен еще 3-й Дроздовский полк, прикрывавший посадку, пошел на выручку», — рассказывал Деникин, сам уходивший на крейсере «Цесаревич Георгий» вместе со штабом. На «Пылком», однако, для дроздовцев не хватило мест, как и для множества других солдат и офицеров.

В порту стояла целая толпа людей, жегшая костры и окруженная повозками с пожитками. В ней регулярно раздавались одиночные выстрелы офицеров, не желавших сдаваться в плен. Другие, более предприимчивые, старались добыть хоть катер, хоть лодку, хоть любую лоханку, сидя в которой можно грести руками вместо весел. Самые отчаянные бросались в мартовское море и пытались догнать корабли вплавь. Везучих подбирали эсминцы, менее удачливые, в лучшем случае, добирались до более безопасного места на берегу.

Одним из последних в порту остался французский эсминец «Ансень Ру». В девять утра он попытался отойти, но из-за поломки машины потерял ход. Уже ворвавшиеся в город красные части открыли по нему огонь из пулеметов, но на помощь французам пришел все тот же «Пылкий», взявший эсминец на буксир. Всего на корабли удалось погрузить 33 тысячи человек. Еще около 15 тысяч двигались вдоль моря к Геленджику, и еще несколько дней их подбирали одиночные корабли.

Город пал в одиннадцать утра. По воспоминаниям казака Емельяна Кочетова, к сгрудившейся у пирсов толпе подъехал красный конный разъезд. «Товарищи, не стреляйте! Товарищи, война кончилась!» — прокричал красноармеец. Вскоре подошли основные красные силы.

Судьба пленных была, по меркам большевиков, гуманной. Их просто ограбили до нитки, забрав даже шинели и сапоги. Казаки и офицеры знали, против кого воюют, и потому все утро предусмотрительно кидали в море деньги, часы, драгоценности, оружие, документы и боевые награды. Массовых казней в тот день было немного, и в основном они носили характер точечных расправ, в том числе при грабеже. Других казнили уже во время фильтрации после плена по результатам работы проверочных комиссий.

Новороссийская эвакуация, которую участники именовали не иначе как Новороссийской катастрофой, уничтожила остатки репутации Деникина.
Он был смещен с командования, возглавил сопротивление в Крыму, но смог затянуть его лишь до осени.