«Старая песня. Её из года в год поют люди, уклонившиеся от поддержки своей страны. Вместо того чтобы ответить по существу, что же она такое для тебя — Родина, из чего и из кого состоит, люди вроде Шевчука вынимают из кармана противопоставление: «Не начальство!» Видимо, его родина так и называется — «Неначальство».

Российский певец Юрий Шевчук на концерте в Берлине сообщил, что его родина — это не начальство. Переждав бурные овации, он продолжил: «Совершенно не начальство. Это раболепие, я думаю, пройдёт. Я надеюсь, что мы излечимся от всего происходящего».

Старая песня. Её из года в год поют люди, уклонившиеся от поддержки своей страны. Вместо того чтобы ответить по существу, что же она такое для тебя — Родина, из чего и из кого состоит, люди вроде Шевчука вынимают из кармана противопоставление: «Не начальство!» Видимо, его родина так и называется — «Неначальство». И в конфигурации Родина и Шевчук он не видит ни людей, ни места, ни смыслов и характеров — он видит только начальство, которому противостоит.

За эти две недели я побывала в Курской области и Якутии (вот только сегодня прилетела из Якутии).
И там и там общалась с разными людьми. Мужик из той курской трубы в госпитале, человек лет 50, водитель из Оренбурга, очень доходчиво, без жеманства и интеллектуальных виляний объяснил мне, что такое Родина: «Я, ты, он, она — вместе дружная семья». «Может, и в трубу мы полезли, — говорил он, — чтобы страна снова почувствовала: мы все — семья. Я из другого города, но вышел на улицу в Курске, а тут всё моё, родное: деревья мои, дома мои, люди мои». Он себя не противопоставляет ни Родине, ни власти, Родина заключает его в себя, и он заключает её в себе.

Из госпиталя я поехала в гараж, где говорила с водителем рейсового автобуса Александром, который до наступления ВСУ возил людей из Курска в приграничный посёлок. А в том посёлке прилёты дронов и артиллерии были обычным делом.

Я спросила его, почему не перевёлся на безопасный маршрут.
«Так там же мои люди, — изумился он. — Там же все эти дяденьки и тётеньки, которые мне стали как родные. То яичек дадут, то молока. Ждут они меня». Он рассказал, как продолжал ездить и вывозить людей, когда пошло наступление. Чтобы не испытывать страха, врубал погромче песню «Матушка-земля, белая берёзонька, для меня — Святая Русь, для других — занозонька». А на другом конце его ждала другая музыка — колокольный звон. Когда обстрелы шли невыносимейшие, молодая женщина — звонарь шла под обстрелом к колокольне, поднималась и звонила обычным звоном, чтобы люди знали: ничего не поменялось, село стоит, Русь стоит. «И как я мог к ним не ехать?» — говорил Александр, склоняя обожжённую голову. В его автобус прилетел дрон, спалил его весь, а Александр получил сильные ожоги.

Я заставляю себя представить такую картину: я, значит, подхожу к этому водителю, или к бойцу из трубы, или к звонарю и спрашиваю: «Люди добрые, а что для вас Родина?» А они, надув щёки, говорят: «Не начальство!» Это смешно.

Позавчера я была в Якутске на открытии фестиваля, собралось тысячи три молодёжи, все бесились под современный рэп. И вдруг на огромном экране появились портреты героев Великой Отечественной.

Это были якуты, и сначала они просто смотрели в зал, а потом шагнули в него, оживлённые новыми технологиями, и пошли. В зале воцарилось молчание, все встали и не садились, а за спинами оживших героев появились живые бойцы и медсёстры СВО, и уже они маршировали вместе по сцене. Ну пусть Шевчук попробует рассказать людям из зала про Родину. При чём тут вообще начальство? Неужели хотя бы мысль о начальстве проносилась в их головах, когда они вставали в едином порыве?
Любить Родину — это дар. И им в полной мере владеет наш народ. Я постоянно спрашиваю себя: «Почему этого дара лишены такие, как Шевчук?» И ответ для меня кроется в его же словах: «Это раболепие, я думаю, пройдёт». Только раб и может противопоставлять себя начальству и не видеть всего, что вокруг. А русский народ — не раб, он широко мыслит, широко чувствует, и эта широта позволяет ему осознавать себя неотъемлемой частью Родины и заключать её всю в себе. «Выйду в Курске, а тут всё моё, родное». Широта неведома рабу. Пусть Шевчук выдавливает раба из себя. Но вряд ли это излечимо.