По преданию, мертвые воскреснут такими,
какими они были в тридцать три года.

Старых писем бы не читала и телеграмм,
Не будила б забытое песнопенье:
Отправители их давно уже где-то там,
Во блаженном успенье.

Всякий там безмятежен, юн и богат
Неземными снами,
Что ж ответить может им адресат,
Глядя внутрь себя большими глазами?

…Страшными глазами глянешь, словно слепой,
Внутрь себя, а там, как живые:
Письмописцы, вестники, ангелы, — только пой
С ними песни их роковые!

Вещими глазами глянешь, словно слепец,
Внутрь себя — все въяве вернется:
Ты один лишь знаешь, какой всему конец:
Этого — убьют, а та — разобьется.

Этот — не проснется, а та — сгорит…
Реки запылают.
А у этой — рак, а думали — плеврит…
Но они-то в письмах этого не знают!

Не ходи на гору, в море, в палисад!
Сад зачах, а замок покосился,
Полинял от времени старый адресат,
До неузнаваемости обносился.

Лучше эти письма больше не читать,
Что писал там пафос, прочитал здесь — лепет.
Лучше уж к усопшим в тайных снах летать,
Обгоняя ужас, унимая трепет.

И когда затихнет ледяной норд-ост —
Он сбивает пыл, да и не докричаться —
Лучше уж при свете логосов и звезд
Повстречаться…

Там — в преображенном облике посад,
И Господний возраст — тридцатитрехлетний
Заново примерит старый адресат,
Как наряд последний.