Узнал, что Юрий Шатунов незадолго до смерти хотел уйти добровольцем на войну.

За наших воевать.

Я родился в 1975 году, и на мою юность пришлась оглушительная слава группы «Ласковый май». Оглушительная и омерзительная.

Я их ненавидел.

Мы в нашем кругу слушали «Аквариум», «Зоопарк», «Калинов Мост», «Кино», «Алису», «Нау», «АукцЫон», «Ноль», «Телевизор», «Пикник», «Хроноп», выборочно «Ва-Банкъ», ещё более выборочно «Бригаду С», совсем выборочно «Секрет» (они уже тогда казались мажорами, и мы не ошиблись), а «СерьГу» и вовсе считали поп-роком. (Это было ругательством.)

«Гражданскую оборону» в данном списке надо называть отдельно. Их и слушали, и воспринимали очень отдельно. Только ушедшего тогда в края иные Александра Башлачёва надо называть ещё отдельнее. Он был совестью.

«ДДТ» тоже слушали, но меньше: песни Шевчука становились слишком (до вульгарности) народными, слишком временами даже шансонными (и это было ругательством), но при том Шевчук вёл себя как рубаха-парень (а он им не был), без пяти минут Высоцкий (а он им не был), и всё это втайне подбешивало.

Шевчук потом будет не любить за навязчивое шансонное быдлячество Шнурова, но первые ростки Шнурова на самом деле в нём самом и проросли. «Ща я возьму гитарку и спою вам, пасаны, шобы вы охерели».

«Машину времени» мы не слушали, считая их устаревшими скучными дядьками на пафосе, особенно заглавную их кудрявую фигуру (Андрей Макаревич — физлицо-иноагент).

Но все эти градации внутри рок-н-ролла особого значения не имели. Все перечисленные были свои. И претензии к ним никак не могли сравниться с той концентрированной неприязнью, что испытывали мы к Шатунову.

Мы хотели утопить его в помойном тазу. Он казался нам невыносимым. Его публика казалась нам явленным при жизни адом.

Несколько, быть может, меньше, но всё-таки тошнило нас и от «коммерческого рока»: группы «Рондо», группы «Парк Горького», группы «Чёрный кофе», которые то на вечеринках Аллы Пугачёвой оказывались, то в США делали позорный а-ля рюс, играя, как нам тогда казалось, громкий попс, тем самым отнимая у рок-н-ролла те высокие смыслы, что вкладывали в это понятие — каждый по-своему — БГ (Борис Гребенщиков — физлицо-иноагент), СашБаш или Егор Летов.

О таких исполнителях, обретших тогда огромную популярность, как Олег Газманов, и говорить не приходится. Всё это было из параллельного мира, куда мы даже не заглядывали.

Потом как-то незаметно прошло 33 года.

33 года спустя мы узнали, что покойный Юрий Шатунов, пока был жив, едва не ушёл на СВО добровольцем.

Что Маршал из «Парка Горького» — настоящий патриот патриотыч и брат всем нашим бойцам; что Дмитрий Варшавский из «Чёрного кофе» — твёрдо за наших и вообще отличный дядька; что Иванов из «Рондо» — твёрдо за наших и тоже душа-человек.

Ну и тем более Газманов — он за наших изо всех своих нестареющих сил.

Я не знаю, как так вышло.

Я не знаю, как так вышло, что лучшие люди рок-н-ролла почти все оказались какими-то чертями, а чёрт знает кто оказались настоящими мужиками.

Ну да, были исключения: Скляр поехал первым в Донбасс, ещё в 2014 году, а потом и Сергей Галанин, написавший отличный донбасский цикл, туда поехал. И Шклярский очень нам помогал, и Сукачёв помогал, но…

Картина всё равно получилась кривая, картина в целом треснула и осыпалась, потому что в той золотой когорте русского рока они всё равно оказались в меньшинстве.

Я почти со всеми скорбными вопросами в своей жизни разобрался, а тут фигня какая-то до сих пор плещется в моём сознании. Какая-то ослизшая тоска накатывает. Абсурд какой-то настигает иногда.

Сколько человеко-часов потрачено на то, на что тратиться, может, и не стоило бы.

Но знаете, как я для себя решил?

Для себя я решил, что Башлачёв и Летов точно были бы за нас. И воинственный Цой ещё, и Майк Науменко, который, если вы вдруг не знаете, последние годы жизни провёл, пересматривая советское военное кино, а понаехавших сюда послов демократии из США всерьёз считая шпионами. Все думали, что Майк рехнулся. А они сами все рехнулись, как выяснилось 33 года спустя.

И значит, решил я, есть какая-то небесная точка, где Башлачёв, Науменко, Цой и Летов сходятся с Шатуновым!

И это — нормально!

Они оттуда светят все вместе, и Летов даже не бьёт Шатунова по голове гитарой с размаху, чтоб тот заткнулся.

Может быть, Летов даже подпевает. Песне «Белые розы» очень подошёл бы голос Летова. Даже больше, чем голос Шатунова.

В конце концов, Дмитрий Ревякин — за нас.

А Ревякина в 1988 году мы пели под гитару даже больше, чем Гребенщикова, и любили вровень с Башлачёвым и Летовым.

Он дожил и слово ушедших нам передал.

И Шатунова я теперь полюбил. Примерно как юродивого, но всё равно полюбил.

А с Маршалом мы и вовсе при встрече обнимаемся. Я и всех остальных обниму, кого после него перечислил, если они не сердятся на то, что я здесь понаписал.

Но мы старые люди, нам лень обманывать. Пусть нас простят за резкость.

И ты, Юра, прости. Пусть тебе роза белая облаком служит, плыви легко.