— Ты тоже это чувствуешь?
— Что?
— Что мы все живём в двух реальностях.
— Хм… Ну, это как посмотреть…
— Как посмотреть?
Она чуть наклонила голову, едкая улыбка растянула губы:
— Конечно же, всё дело в том как посмотреть. Как мы любим всё такое: как посмотреть, всё неоднозначно, всё зависит от множества причин… Так проще, правда? Чтобы не давать прямых ответов. Сбегать. Увиливать. Так ведь?
— Что с тобой? Ты чего заводишься?
— Не завожусь я…
Она налила себе виски и опрокинула одним залпом, будто пыталась опалить горло:
— Просто паршиво…
Иногда такое случалось. Она проваливалась в свою «чёрную дыру», и начинала «размахивать шашкой» направо и налево.
— У меня синдром тотальной непереносимости лжи. А поскольку мы живём в мире, прошитом ложью вдоль и поперёк, иногда меня срывает, — предупредила она в первый вечер их знакомства.
— Так что, имей это в виду. Я не та, какой кажусь… Трижды подумай стоит ли со мной водиться если не хочешь нарваться на неприятности, — и обезоруживающе улыбнулась.
Тогда это показалось ему милым. Он, конечно же, не воспринял всерьёз. Эти рыжие локоны, веснушки и лучистые глаза никак не сочетались с тем, что она говорила о себе. Но человек — это Вселенная, и эта Вселенная оказалась больше любых его представлений о ней.
— Как ты можешь этого не чувствовать? Не видеть? Чёрт! Как же тошнит от всего…
Он знал, что в такие моменты лучше ничего не предпринимать, не вставать на пути, так больше шансов, что «разрушение» пройдёт по касательной и нанесёт наименьший ущерб. Поэтому он просто налил себе тоже и сделал глоток.
— Что? Хочешь отмолчаться?
Она прошила его своим взглядом. Тоже давно изучила его тактику.
— Что ты хочешь услышать? — похоже сегодня уклониться не получится.
— Я хочу услышать правду! О том, что происходит сейчас. О том, в какое дерьмо мы все вляпались, сколько гнили развели где только можно! Я хочу услышать, что мы видим это, признаём и понимаем! И вот сейчас начинаем всё исправлять, выметать поганой метлой всю мерзость! Я хочу, чтобы мы стали называть вещи своими именами, и начали чинить всё, что сломали… По-честному! Не могу больше переваривать всё то лицемерие, которое вижу. Ложь отравляет нас хуже любой радиации… Я чувствую её вонь повсюду! Что уставились?! Не нравится?!
Она расширила свою аудиторию, за соседними столиками люди поднимали головы. Нужно было срочно уводить её, пока дело не дошло до охраны.
— Что?! Не нравится?! Сидите тут такие чистенькие! Ничего не происходит, да?! Фоточки своей жраки выкладываете? Они там за кого бьются? Их не существует? Они для вас фантомы? Не люди вообще?! Они какие-то другие, из чего-то другого сделаны?! В каком-то другом мире живут?! Пусти меня! Руки убери!
Она билась в его руках, как дикая птица. Некрасивое зрелище. Но он слишком хорошо знал, что удерживал сейчас в своих руках, как металось это сердце, кровоточа всеми своими порами, как выкручивала судорога её душу, как это больно, когда ты вот так чувствуешь этот мир. Когда ты как один оголённый нерв.
Синдром тотальной непереносимости лжи.
Она сама себе поставила такой диагноз.
Вот только как с таким жить.
На улице было холодно. Он крепко прижал её к себе, практически обездвижив. Всё, что мог — просто держать её крепко сколько есть сил.
Через какое-то время она затихла. Он выпустил её из рук, и она осела на асфальт прямо у его ног. Она плакала. Маленькая рыжеволосая женщина с лучистыми глазами плакала отчаянно за всех нас, беспечных и не заслуживающих прощения.
Потом они шли молча по ночной улице. Он крепко держал её за руку. Она была не здесь, не с ним. Он знал, что возвращение будет трудным. Она всегда долго приходила в себя, проходя через молчание, как через демилитаризованную зону. Но сегодня она вдруг заговорила, будто продолжила отвечать на его вопрос:
— Я хочу, чтобы мы все жили в одной реальности. Чтобы те, кто там и те, кто здесь были единым целым. Чтобы мы все были за одно: за наших детей, за нашу правду, и перестали врать. Я не знаю, что могу для этого сделать…
По её щекам покатились такие огромные слёзы, что он снова испугался.
— Всё так и будет.
Он прижал её к себе. К своему сердцу. Что ещё он мог сказать.
— Когда-нибудь всё так и будет… Однажды мы пройдём через этот морок… Ты мне веришь?
— Нет… так не будет… не будет так никогда…
Она плакала, стоя посреди огромного города и уткнувшись лицом ему в плечо.
Маленькая рыжеволосая женщина.
Посреди огромного мира.
Обнажённая живая душа.
Маленькой горящей свечкой на алтаре у Бога. За здравие всех живущих.