«…Волхвы, те, что принесли дары младенцу в яслях, были, как известно, мудрые, удивительно мудрые люди. Они-то и завели моду делать рождественские подарки. И так как они были мудры, то и дары их были мудры, может быть, даже с оговорённым правом обмена в случае непригодности. А я тут рассказал вам ничем не примечательную историю про двух глупых детей из восьмидолларовой квартирки, которые самым немудрым образом пожертвовали друг для друга своими величайшими сокровищами. Но да будет сказано в назидание мудрецам наших дней, что из всех дарителей эти двое были мудрейшими. Из всех, кто подносит и принимает дары, истинно мудры лишь подобные им. Везде и всюду. Они и есть волхвы».
— Какая трогательная история! — вслух произнесла женщина лет сорока, закрыв книгу и утерев краем халата накатившую слезу из-под очков.
Немного спустя женщина поднялась с дивана и направилась в кухню. Ей хотелось кофе и, разумеется, выкурить добрую пару папиросок — так думалось лучше. Чем бы «независимая», вернее, одинокая женщина себя ни тешила, лишь бы не так сильно страдала от своей «независимости». Ну, а что может быть лучше цельных обжаренных зёрен, собственноручно промолотых и сваренных в турке, да под папироску, скажем, Herzegovina Flor или, на худой конец, «Беломорканал», произведённый на табачной фабрике Клары Цеткин — той самой бывшей феминистки, объявившей на какой-то там Международной конференции 8 марта международным женским днем!
Все у нашей аля-Цеткин как бы есть — и кофе и папиросы, и место, где поразмышлять можно — кухня в многоквартирном высотном доме, разве что, не хватает самой малости — такой же «независимой» от мужчин и такого же возраста аля-Розы-Люксембург, чтобы уже на пару скрашивать свою «независимость» за бабьими разговорами. Одним словом — не хватало лишь соратницы по несчастью нашей героине, а не какой-то там лживой подруги! Разве подруги в конце концов не предают?! Конечно, предают — на то они и подруги!
— Да… — протянула наша аля-Цеткин, поглаживая свои уже редкие пряди волос, свисающие чуть ли не до самой турки на газовой плите. Огонь под туркой слабо тлел, как и положено, создавая некий эффект «кофе на песке». — В самом деле трогательная история, но… — вслух продолжала размышлять наша героиня, находясь все еще под глубоким впечатлением от рассказа. — Надо же такое, она пожертвовала своими роскошными волосами, которыми гордилась бы любая из женщин! А все для чего?! Из-за какого-то рождественского подарка для мужа. Боже, у них у обоих еще все впереди: и первое, оно же последнее, разочарование, и расставание, и, в конце концов, неизлечимая обида друг на друга… Я понимаю, рассказ не об этом, смысл рассказа, как я поняла по его заключению в том, что любовь требует жертв… Хотя нет, это же, говорят, красота требует жертв, а любовь, кажется, требует нечто другого… Да нет же, любовь ослепляет и ничего не требует взамен, она также безусловна, как любовь собаки к своему хозяину! Но… где она эта любовь? Ясно, где: в рОманах — вот где! А кто читает рОманы про любовь или смотрит мелодрамы? Очевидно же, тем, кому ее как раз-таки и не хватает… Эх, говорят же, любовь, если она и есть, то длится не более трех лет. У меня она как раз столько и длилась с Димочкой… Чего же этому гаду не хватало? — в отчаянии повысила голос женщина. — Вот все мужики одним миром мазаны! Да еще с кем мне изменил?! С моей лучшей подругой! А она, сволочь такая, вместо того чтобы проявить солидарность, так меня унизила, предала… А Бог не фраер, он все видит! Димка и ей изменил, кобелина проклятая, обнесчастив ее… Наверное, Лариска тоже кукует одна-одинешенька сейчас… А что дети ее?! Дети как дети, у них уже своя жизнь, свои уже, можно сказать, взрослые заботы… Выросли уже, им не до нее… Поди, где-нибудь сейчас под Новый год устроили свой какой-нибудь тусняк… Выселяться в компании таких же молодых… А ведь мы тоже были молодыми, беззаботно наслаждаясь молодостью… У Зойки тогда была вечеринка, так я и познакомилась с Димкой… Интересно, что этот старый козел делает сейчас? С кем он сейчас? Почему я не могу его забыть, выкинуть из головы вон? Столько у меня было мужиков после него, а его гада не могу забыть… Верно говорят, первый мужчина у женщины не забывается. А я ведь у него была не первая. И как я гордилась, что этот красавЕц решил сойтись со мной, да еще жениться на мне. Эх, знала бы я, что через три года все накроется медным тазом, я бы…
Пока наша героиня рассуждала в таком духе, у нее чуть не убежал кофе.
— Фу-ты, чуть не проморгала кофе! — вскрикнула женщина, проворно выключив конфорку.
После нескольких глотков ароматной Арабики, женщине сделалось жарко, и она решила выйти в лоджию, открыть окно и подышать свежим морозным воздухом, а заодно и покурить.
Женщину обдало порывистым дыханием зимнего Питера, шедшего со стороны Невы. Она сделала еще несколько глотков крепкого кофе, после чего затянулась табачным дурманом, выпустила в морозное пространство густую струю из смеси дыма и пара. Она посмотрела вниз с верхотуры девятого этажа, где светились фонарные столбы, освещавшие вечерний город. Людей на улицах в это время было уже меньше, детвору уже загнали по домам, детские площадки опустели. Лишь откуда-то издалека были слышны бренчание гитары и отголоски молодежного смеха.
«Развлекается молодежь, — мысленно позавидовала женщина счастливой и беззаботной шпане. Она продолжала курить, попивать свой кофе и снова прокручивать в голове недавно прочитанное. Она еще находилась под впечатлением.
«Нет, были бы у меня такие роскошные длинные волосы, я бы на такое не решилась. Ни за что! Ни за какие пироги! А тем более ради мужчины! Вот бы мои «подруги» обрадовались, если бы я сглупила так же, как эта дура в рассказе! Будь мама сейчас жива, она бы сказала: «Доченька, подруги — это первые враги. Нет никаких подруг, а есть завистницы, которые так и мечтают отхватить кусок пожирнее, да повкуснее». А я — была молодая дура, маму не слушалась… А жизнь свое показала. И ведь и отец мой тоже маме изменял… Правда, мама простила папе, но чрез год он умер. А вообще, способна ли женщина прощать? Думаю, нет. Я же не простила Димке. Ну, а если и прощаем, то помним. У мужчин ведь как: они, если и не прощают, но забывают; мы же, бабы, прощаем, но помним. Цепкая у нас у баб память на все плохое. А ведь сколько Димка мне хорошего сделал… Изменил мне один раз — и все, у меня будто в груди что-то оборвалось… И злость меня такая обуяла, и обида, что с моей подругой он мне изменил… А сколько он канючил после этого, мол, пьяный вдрызг был, не соображал, думал, что это не Лариса была, а что это я была с ним в том вечер… А я не верила ни одному его слову… Вернее, не хотела верить…»
— Добрый вечер, мадам! — раздался где-то совсем рядом мужской голос. Женщину передернуло от неожиданности, что она чуть не выронила чашку с недопитым кофе. — Извините меня ради бога, я нарушил ваш покой, но… — протараторил баритон.
— Да, мужчина, вы нарушили мой покой, — уже придя в себя, строго отчеканила женщина. Она повернула голову в сторону голоса. Лоджию мужчины и лоджию женщины разделяла общая стена.
— Еще раз извините меня. Я не хотел. Я… не знаю вашего имени, но я, откровенно говоря, с самого лета за вами наблюдаю, как поселился здесь. Хотел с вами познакомиться, но все никак не решался… Видно, вы женщина строгая…
— Мужчина, что, собственно, вам надо от меня? — также строго спросила женщина.
— Что, я совсем не внушаю вам доверия?
— Причем тут доверие? Доверие нужно заслужить. А оно приходит только по прошествии времени.
— Как вы верно сказали, мадам, — улыбнулся мужчина в ответ.
— Впрочем, это не моя мысль, но она мне тоже понравилась, — сказала женщина уже потеплевшим голосом. Всмотревшись в доброе лицо мужчины, она добавила: — Вот как раз-таки мужчины с такой внешностью как у вас, и внушают молодым неопытным дурочкам доверие.
— Гм, знаете, по роду моей деятельности мне часто приходиться общаться с такими, как вы выразились, молодыми неопытными дурочками.
— Вы преподаете в университете?
— Мадам, вы проницательны, — заключил мужчина. — Так и есть, я преподаю в СПбГУ. Факультет иностранных языков.
— Ну, если так, то мы с вами в некоторой степени коллеги. У меня французская филология. Я переводчица.
— А у меня английская, — радостно воскликнул мужчина. — Кстати, меня зовут Дмитрий… Князев Дмитрий Петрович.
— Опять Дмитрий! — воскликнула женщина и добавила: — Здравствуй, Димочка, я твоя Дарья. Одинцова Дарья Викторовна.
— Гм, знаете, — улыбаясь, сказал визави, — из ваших уст «Димочка» прозвучало как-то очень породному, аж… у меня вот здесь ёкнуло, — мужчина указал на живот, — и стало даже как-то тепло мне в этот двадцатиградусный мороз.
— Верю вам, Дмитрий Петрович, охотно верю, — тоже улыбаясь, сказала женщина не без доли иронии.
— А знаете, что, Дарья Викторовна, а не махнуть ли нам, двум филологам, сегодня вечером в ресторане, скажем, в «Балтику»?
— А давайте! — неожиданно согласилась женщина. — Через час пойдет?
— П-п-пойдет, — немного опешив, сказал мужчина, сглотнув слюну. Он не ожидал, что женщина так быстро примет предложение. — Нет, вы мне определенно нравитесь!
— А вы, между прочим, мне тоже, — безапелляционно завила женщина и подумала: «Что, с меня оторвется, если я соглашусь? Надоело мне это гордое одиночество. Лучше я захомутаю этого мужчину — да так, чтобы все бабы обзавидовались!..».

26.12.2024