НАПАДЕНИЕ

(Нора.1970е)

…Было уже темно и поздно бежать, когда она поняла, что попала в западню и остановилась в панике— это был узкий переулок, скорее проход, освещенный единственным подслеповатым фонарем — две глухие стены из белого кирпича с почти нетронутым снегом посредине—миновать который по дороге домой невозможно.
Она давно жила в страхе, и медленно осознавала, что сейчас попала в ситуацию прямиком из своих ночных кошмаров, словно Сурок мог их подсмотреть.
Она слишком увлеклась разговором с Алилуйкиной, на катке, довела дело до темноты, забыла об опасности, понадеялась на «авось». И надо же, что именно сегодня ей так удалась на катке перебежка назад. Так, что даже зааплодировала варежками какая-то закутанная бабушка на скамейке, пасущая своего маленького внука.
Увлеклась, потеряла бдительность. Подстерегли «гвардейцы кардинала». Да какие они «гвардейцы»! «Общество юного алкоголика», как их прозвала Алилуйкина. Но Нора здесь одна, а их четверо: Акула, Сурок, Сашка Лысый и Алик Леший из «б» класса. Банда Акулы пропустила ее в переулок, как в западню и медленно, как в кино, приближалась с двух сторон. Она стояла в центре, меж двух глухих стен с коньками на плече.
—Ну что, попалась, носатая?
—Что вам от меня надо? Ну, носатая, ну и что? Это повод меня бить? Я же все Валентине Сергеевне расскажу, завучу, всем!— добавила безо всякой надежды…
Акула приостановился, оглянулся на Сурка.
Она яростно ненавидела свой профиль с горбинкой. Тогда классная, Валентина Сергеевна, заметившая травлю, показала ей в каком-то альбоме изображение древней монеты. «Клеопатра, великая царица древности. Видишь, это же твой нос! Даже удивительно», — засмеялась классная, — Это у нас тут такие носы редкость, а всю цивилизацию, и литературу, кстати, создали именно такие носы. Ты покажешь мне свои стихи?"
А потом Нора увидела в газете чилийских патриоток, сражавшихся против Пиночета, и у некоторых из них тоже были такие носы (она всегда специально обращала внимание).
—Нет, мы не бить тебя будем, жидовka— криво усмехнулся Сурок, Сергей Сурков, белоглазый коротышка со шрамом через бровь и мерзко пропел: —А кое-что еще, а кое-что другое, о чем не говорят, чему не учат в школе. И ничего ты никому не расскажешь, это мы всем расскажем, что ты блядь.
Она почему-то подумала, что вот, мама опять прислала из родного Батоса целый ящик пахучих апельсинов, каждый из который был аккуратно завернут в кусочек газеты, и она так предвкушала «по апельсинчику в день, утром, от авитаминоза», которые ей обычно выдавала бабушка, а сейчас ей уже не доведется их поесть. Потому что ее посадят в тюрьму. Неужели есть тюрьмы для 11-летних девчонок? Наверняка, есть, если девчонки убили…
Собрав последние силы, она закричала:
—Помогите!
Никого.
—Не услышат. Все по домам сидят, водку пьют. Морозяка какой, видишь?
Сурок прав. Так и есть.
Она сняла коньки с плеча и стала яростно вращать ими, создав между собой и бандой Акулы свистящую стальную окружность. Коньки тяжелые, заломило руки и плечи.
—Да не бойся, — подначивал Сурок Акулу— не ударит, сука, побоится.
—А если не побоится? Глянь, у нее морда какая злая, блядь.
—Не побоюсь, — тяжело дыша Нора не сбавляла оборотов над своей головой, он этого сейчас зависела ее жизнь, — Тут… сталь… килограмма три… как в масло войдут в череп. снесут нос… челюсть… все зубы… а может и голову… будешь… всадник без головы… зальешься кровью… хрустнут кости… в лоб врежутся… лезвия… лезвия… зубцами в череп… хорошо точу… остро… в череп… вытекут глаза… на снег… вытекут… слепой на всю жизнь…
Она произносила это в ритме вращения (а как иначе?), под свист коньков над головой. Акуле явно не нравились все эти слова, особенно «лезвия», «череп», и про глаза. Нора поняла, что слова найдены правильные. Она лихорадочно искала столь же страшные.
Нападающие остановились в нерешительности. Правильные слова не только останавливали мальчишек: она вдруг ощутила, что, произносимые в ритме ее «пращи», они давали силу и ей.
—Серый, мож, пошли, ну ее, припадочная, видишь? — сзади сказал Алик Леший.
Нора изо всех сил, сцепив зубы, чуть не плача от напряжения, даже усилила обороты.
И только на одного задохлика Сурка, всегда ходившего без шапки, потому что старую он потерял, а новую купить ему было некому, ее слова, похоже не действовали.
—Не ударит. Побоится. За убийство в тюрягу пойдешь, сучара. Знаешь, что в тюряге с такими, как ты, делают?
—Пусть… и пойду… зато… прикончу— уже совершенно теряя силы выдавила из себя она. На слова сил больше не оставалось, — Эль пуэбло… унидо… хамас…сера…венсидо! — почему-то пришло в голову и это отчаянное, задыхающееся скандирование дало еще немного сил.
Если она остановит вращение, ей конец. Темнело в глазах…
—Стоять, — приказал Сурок подельникам, уже отступившим и потерявшим интерес к приключению.— Выдыхается, видишь? Щас выдохнется.
Хотя бы кто-то появился в этом проходе, хотя бы…
Сейчас она упадет от усталости и они накинутся, как свора бродячих собак.
—Помогите! — в последний раз крикнула она, даже на панику больше не хватало сил.
—Что вы здесь делаете, хулиганье?! А ну оставьте девчонку! Сейчас милицию на вас, архаровцы! А ну, взять их, Байкал!—раздался стариковский, но яростный голос.
Кажется, послышался лай. Банды в проулке больше не было. Нора еще раз по инерции крутанула невыносимой тяжестью, уже не чувствуя ни рук, ни плеч и ослепнув: все закрывали большие, плавающие как масло на воде, темные и красные пятна…
Наконец, она, не выпуская из рук коньков, в изнеможении осела на снег и почувствовала позади горячее дыхание и запах псины. …

&&&
… Дома, как всегда пахло горящими в печи дровами. Валюшка сидела у заслонки на низкой табуретке и подкидывала в огонь щепки. Нора не стала бросать коньки под висящие пальто, как обычно, а запихнула в портфель и решила носить их теперь всегда и везде: ее оружие. Села рядом с Валюшкой. Нора любила это занятие — подкидывание в печь поленьев.
—Хорошо покаталась?
—Хорошо…
—Рассольник сегодня.
—Ненавижу. Кто придумал варить соленые огурцы?
— Ну, тут у нас не ваши субтропики. Варим, что есть.
—Бабушка как?
—Как всегда. Разбирает тревожный чемоданчик. Потом собирает тревожный чемоданчик.
Ответила задумчиво, словно говорила с собой, глядя на бьющееся пламя.
—Валюш, а почему она такая?
—Состарилась потому что, голова плохо работает потому что— ответила сердито, спохватившись.
—А Фаина Марковна говорит…
— А ты Фаину Марковну не слушай! — неожиданно взвилась Валюшка, — Сплетница она. Бабушка работала врачом в Казахстане. Уважаемым человеком. Нигде она не сидела. И с тех пор привыкла собирать и разбирать свой чемодан, вот и все.
—И долго она там работала?
—Семь лет. Ну все, хватит, у тебя уроки сделаны? Понедельник завтра. Совсем от рук отбиваешься. Не заставляй Дедулю родителям писать. Мама и так болеет, а ты…
— Дедуля дома? (Нора с детства так называла дедушку Георгия, брата бабушки и Валюшки).
—Дома. Читает, наверное.
—Апельсин мне можно?
—У бабушки спроси. Выдача апельсинов твоих — это по ее части, ты же знаешь.
Нора не могла понять, чем Валюшку рассердила. До чего неудачный день. …

…

Картина «Сумерки в городе»