Стоял на горе — одинокий, спокойный,
Ничто не тревожило ясную мысль.
Но вдруг захотелось, чтоб кто-то достойный
Со мной созерцал Сокровенную Высь.
Спустился на шаг — никого не увидел.
Спустился на два — но опять никого.
Кричу, но лишь эхо вспорхнуло на крики! -
Как будто привет не от мира сего.
Всё ниже и ниже с надеждой спускался,
Чтоб за руку взять и с собой повести,
Но только когда до равнины добрался,
Спешащих в низину прохожих настиг.
Я им говорил про Небесные Выси,
Про снег серебристый, про Мудрость Вершин;
Кто шаг ускорял, кто пришпоривал рысью,
Но только со мной не пошёл ни один.
И каждый забрал вдохновенное слово,
И выбросил сразу же, с грязью смешав;
И, следуя голосу плотского зова,
Конечно же, каждый по-своему прав.
А я у подножья стою опустевший,
Как будто бы в гору не шёл никогда;
От брошенных под ноги слов потускневший,
Взирая, как мирно пасутся стада.
Идите, бредите, уставшие ноги.
Несите меня далеко-высоко.
Несите туда, где опять одинокий
Всей грудью вздохну глубоко и легко.
Несите туда, где ничто не тревожит
В прозрачном величии ясную мысль,
Где мир простоты восхитительно сложен,
Где светлые чаянья чудно сбылись.
09.03.1997 г.