Сегодня 90 лет со дня рождения Леонида Штейна — ярчайшей и во многом трагической фигуры мировых шахмат. Про шахматное величие всё понятно — трехкратный чемпион Союза, победитель двух сильнейших турниров десятилетия (Москва — 1967 и 1971), игрок, очевидно входивший в мировую тройку по рейтингу, буде она существовала в годы его расцвета. Трагической — тут есть много о чем рассказать.
Тяжелое военное и послевоенное детство, безотцовщина, непростое начало карьеры, приводившее к срывам и нарушениям режима. И вдруг прорыв. С первого же выступления в финале первенстве Союза!
В его игре есть нечто талевское, но он другой. Разве что натиск столь же вдохновенный, и полёт столь же высокий.
А играет он настолько быстро, что противники не получают роздыха, и, уставая, допускают ошибки.
И все же, соперники, попривыкшие уже к талевской игре, встречают Штейна жестче. Не получается пробиться на самый верх. И дурацкие, искусственные правила встают на пути. И шрамы прошлого дают о себе знать всё чаще.
Леонид не был эдаким архетипичным еврейским мальчиком. Отслужил в армии — единственный из топовых игроков того времени. Любил компанию, выпивку, игру в карты сутками напролёт — но всё это компенсировалось огромным талантом и любовью к шахматам.
Это и позволяло восстанавливаться после срывов. То ему не везло в турнирах, то вообще нарвался на дисквалификацию за нарушения дисциплины, несовместимые с высоким званием мастера спорта СССР.
В какой-то момент, перед самым взлётом наверх, он вообще подумывал закончить игровую карьеру. Ночь темней всего перед рассветом.
Леонид взмыл так резко, что из дебютанта чемпионата Союза превратился в одного из главных претендентов на звание чемпиона мира за какие-то пару лет.
Но нет. Увы.
Самое тяжелое испытание Штейна, его крест — межзональные турниры. Еще в 1959 году (отнюдь не после Кюрасао-1962, как многие думают), ФИДЕ принимает решение ограничить число выходящих мест в претенденты от одной страны (читай, СССР), и первой жертвой этого правила становится Штейн. Правда он не так уж и здорово играл в Стокгольме-1962, но всё же попал бы в претенденты, если бы не это правило. Дурацкое, но имевшее логику, когда путевка на матч разыгрывалась в турнире. Но каким же неуместным оно было в Амстердаме-1964, когда из межзонального путь вёл уже в матчи претендентов — где сговор не имел смысла. Почему советская федерация не добилась отмены правила вместе с переходом к матчевой системе — непонятно.
В любом случае, Амстердам-1964 стал трагедией для Штейна. Он набрал 16.5/23, и не вышел в претенденты. А Портиш набрал 14.5, и вышел. При этом Штейн был невероятно близок. Партию заключительного тура с Даргой многие помнят по книге Каспарова, но там не указан еще один важный момент: в предпоследнем туре Штейн играл с перуанским мастером Киноньесом, шахматистом не самым сильным. У Штейна был перевес черными, потом и вовсе выиграно, но он всё упустил и сыграл вничью. Потом не смог победить в последнем туре и остался за бортом. Набрав +10. Трагедия.
Именно в том цикле он реально мог стать чемпионом мира. Фишера в розыгрыше не было. Спасскому Штейн не уступал, а остальных (включая чемпиона мира Петросяна и переживавших определенный кризис Корчного и Таля), пожалуй, чуточку превосходил. Дальше были еще взлеты и падения, и новые взлёты, нервы, срывы, и чудовищно ранняя смерть летом 1973-го. Остались партии, осталась память о не похожем ни на кого большом игроке, ярчайшей звезде и одной из знаковых фигур мировых шахмат. Сочные, динамичные шахматы. Взрывной, но совсем не талевский стиль. Староиндийки, испанки, сицилианки — невиданная легкость и огромная пробивная сила…
Леонид Штейн. Вечная память — покуда люди играют в шахматы.