Те, кто не в состоянии представить себе всё многообразие нашего разума, приписывают ему необъяснимую противоречивость.
Они удивляются, как это человек может отличаться сообразительностью и не быть проницательным; правильно рассуждать, а вести себя необдуманно; говорить ясно, а мыслить путанно, и т. д.
Примирить же эти мнимые противоположности таким людям трудно, потому что они смешивают особенности характера со свойствами разума и возлагают на последний ответственность за то, что порождено страстями.
Они не замечают, что рассудительный ум впадает порою в заблуждение не столько по невежеству, сколько в угоду какой-нибудь страсти.
И когда сообразительный человек не отличается проницательностью, они не догадываются, что проницательность и сообразительность — качества хоть с виду и схожие, но достаточно разные и не всегда связанные между собой.
Я не пытаюсь перечислить источники наших заблуждений в этой подлинно безграничной области. Мы схватываем одну сторону истины, а тысячи других ускользают от нас.
Но я надеюсь, что, бегло рассмотрев главные составные части разума, смогу раскрыть наиболее существенные различия меж ними и устранить многие из тех мнимых противоречий, которыми попрекает его невежество.
[…]
Разум опирается на три основные начала: воображение, размышление, память.
Я называю воображением способность представлять себе что-либо с помощью образов и с их же помощью выражать свои представления. Следовательно, воображение всегда обращается к нашим чувствам; оно — изобретатель искусств и украшение разума.
Размышление — это дар, позволяющий нам сосредоточиваться на своих идеях, оценивать их, видоизменять и разными способами сочетать. Оно — исходная точка суждения, оценки и т. д.
Память — хранительница бесценных плодов воображения и размышления. Польза от неё безгранична, и задерживаться на этом излишне — зачем доказывать то, что бесспорно?
Наши суждения основаны в большинстве случаев на воспоминании: они строятся на нём, фундаменте и материале всех наших высказываний.
Когда память перестаёт питать разум, он угасает и его трудолюбивые поиски сходят на нет. Правда, исстари существует предубеждение против людей с хорошей памятью, но лишь потому, что предполагается, будто они неспособны охватить и привести в порядок свои воспоминания, а ум их, открытый для любых впечатлений, пуст и, вбирая в себя множество заимствованных идей, не умеет выискивать среди них нужные; однако опыт разительными примерами опровергает подобные заключения.
Из них можно с достаточным основанием сделать только один вывод — необходимо, чтобы память соответствовала уму, в противном случае это ведёт либо к скудости мысли, либо к чрезмерной её широте, а то и другое — равно недостаток.