1. Случайная любовь
Услышишь — «нет»,
потом — «ну, погоди…»,
Затем: «Я восемь лет уже в разводе».
И вот — сиянье белых ягодиц,
И вот оно — тепло широких бёдер.
Ещё робеет:
«Ой, не надо тут…»
Бельё упало на пол кружевное.
Пусть дураки судачить будут: «Блуд…»
Но слов таких не знают эти двое.
Она умна.
Уже немолода.
Задёрнул ангел занавес парчовый.
Такие, как она, не шепчут «да»,
А шепчут в забытьи:
«Ну что Вы! Что Вы!»
И, как у девочки,
дрожание ресниц.
Немолода, солидна и стыдлива.
Жар бёдер, тяжесть белых ягодиц,
Боязнь волны высокого прилива.
В конце начнёт крылами ангел бить,
И занавес откроется парчовый.
Такую женщину случилось полюбить!
И довелось шептать ей:
«Что Вы? Что Вы!»
`
2. Один кукую
Мой друг, не ной: «Один кукую»,
Не мучай старенький спинет,
Попробуй полюбить чужую
Жену,
она не скажет — нет.
Ей сорок пять, она печальна,
В ней много женского тепла.
Супруг-то где?
Да он начальник,
А у начальников — дела.
Она в конце прошепчет: «Сладко»,
Потом: «Я соберу на стол».
Любовь с такой должна быть краткой:
Вошёл к ней в спальню и ушёл.
Часы затеют звон венчальный,
Затихнут и — тик-так, тик-так.
Нет, не расстроится начальник,
Когда узнает, что и как.
Промолвит лишь:
«Пусть подуркует,
У Анны Павловны — года».
Она в прихожей: «Ой, тут дует.
Ты заходи хоть иногда».
`
3. Зимняя любовь в деревне
Снегу — снова выше крыши,
А над крышею — пурга,
Шепчет баба ночью: «Тише…»,
Обнимая битюга.
У неё бока из теста,
Ляжки белы, словно снег.
Сорок пять, а как невеста,
Стонет: «Ой…ну… дровосек».
А куда ему деваться?
Ляжки — белые стволы.
Как же тут не баловАться:
Ночь стругай, руби, коли.
Вот ведь женская порода:
И пригожа, и мягка!
Неподъёмная колода,
Широченные бока.
Баба: «Я весь день мечтала…»
Знать, бугай из мастеров.
Бабе он: «Фу, умотала,
Надо, это, в печку — дров».
Встанет.
Шмыгнут в норки мыши.
Посидит, покурит он.
Снега нынче — выше крыши
А над крышей — вьюги звон.
`
4. Про эту, как её… любовь
Присвоят звание поэта,
Тогда, ну хоть — из носа кровь,
А должен сочинять про это…
Про эту, как её… любовь.
И хош-нихош, а встанешь ночью,
Поешь картошки и грибов.
Потом: ля-ля, мол, очень-очень… -
Про эту, как её… любовь.
И так всю ночь — тук-тук по клаве:
Ля-ля… глаза… крутая бровь…
Поэт, ты не писать не вправе
Про эту, как её… любовь.
А утром — быт и проза брака,
Забудь про эту… ну… любовь.
Из кухни баба: «Съел, писака!
Нет ни картошки, ни грибов!»
`
5. Пряник расписной
Белый дым над крышей дома.
Осень.
Пожелтел осот.
В домике моя кулёма
Пряник расписной грызёт.
Мне в окно стучит:
«Ой, вкусно!»
«Ешь, кулёма», — крикну ей.
В огороде лист капустный
Собираю для свиней.
Осень, а в избе печурка,
Тянет от неё теплом.
На окошке наша Мурка,
А кулёма — за столом.
Дело сделаю в два счёта
И, быстрей, — к кулёме в дом,
Мне её помять охота,
Чай и пряники — потом.
Тянет от кулёмы жаром.
Разлеглась — княжна княжной!
Спросит:
— Чё, опять задаром?
— Нет, за пряник расписной.
`
6. Глупо о глупом
Завалюха, избёнка, халупа.
Вновь декабрь,
хватило бы дров.
Если глупое пишешь о глупом,
Значит это стихи про любовь.
Остывает под утро халупа.
В сени выйдешь,
найдёшь дровокол.
Если глупое пишешь о глупом,
Свечку надо поставить на стол.
Сочиню:
«Людка, ты виновата…»
Мирно Людка на койке храпит.
Поясок на полу от халата.
Вот проснётся, начнёт: «Паразит…»
И задует оплывшую свечку,
Проворчит: «Сочинял, дармоед…»
Будет завтрак: алтайская гречка,
К ней — остатки вчерашних котлет.
Разогреется наша халупа,
Ремешок, как змея, на полу.
Нашепчу Людке в ухо о глупом
И добавлю: «Короче, люблю».
`
7. Приходи, ложись со мной
Побелел в окошке ельник.
Холод, а под одеялом зной.
У меня режим постельный,
Приходи, ложись со мной.
Всё.
Снежок уже не тает.
Ну ложись, мне угоди.
Я веснушки посчитаю
На твоей большой груди.
Скажешь:
«Ты совсем несносен».
«Раздевайся», — я шепну.
И считать: четыре, восемь…
Сбился…
Снова щас начну.