Опущен занавес, спектакль завершён
снимают лицедеи маски, гримы, бегут по жизни, будто пилигримы, несут с собою каждый свою боль. И только в час, когда придет она, с косой и очень грусною улыбкой, вдруг понимают жизнь была ошибкой, спектакль был уже давно не твой…
И тянется, рука на смертном одре, к лицу, чтоб маску эту отдрать, но где же силы, Господи, им взять… Она врослась навеки и не снять. На суд бредет усталая душа и латками покрыта и рубцами, грехи свои несёт она, как знамя, а тело что служило ей годами, осталось там, ему пред Богом ни за что не отвечать.