— А давайте страшные истории рассказывать, — предложил один мальчик, когда все собрались в беседке за вечерним чаем. — В чёрной, чёрной комнате, за чёрной, — начал он.
— Неинтересно, — перебил его долговязый пацан. — Вот я расскажу, что со мной случилось в лагере, со страху все поседеете, — он забрался с ногами на лавочку и прежде, чем сесть на перила беседки, оглянулся на чёрные воды Байкала, чуть поблескивающие в темноте. — В последний день мы собрались все у прощального костра. Пели, танцевали, а когда совсем стемнело вдруг вижу в стороне у леса стоит девочка. Белое платье, волосы распустила длинные, белые. Думаю, кто такая, вроде не видел в лагере, может с деревни пришла. Потом забыл про неё. Уже стали собираться спать уходить, гляжу, а она всё стоит. Я у одного пацана спрашиваю, не знает ли он кто такая. Показал в ту сторону, а он говорит, нет там никого. Тут костёр стали тушить и дымом всё закрыло. Спать легли. Тихо и вдруг слышу кто-то по окну скребёт и тень какая-то. Я встал посмотреть, а там эта девочка стоит и смотрит на меня. Лицо белое, а глаза мёртвые, пустые. Руку тянет ко мне сквозь стекло и как хвать меня за шею длинными пальцами с острыми ногтями. Рука ледяная и белая как воск. Я как заору, а пошевелиться не могу. Пацаны вскочили, подбежали и тоже её увидели. Тоже все заорали. Меня от окна оттаскивают и не могут. Тут вожатка прибежала. Свет включила, и девочка растворилась, — замерев, все внимательно его слушали. — Мне теперь всё время кажется, что она где-то рядом и смотрит на меня.
— Не она за тобой стоит? — спросил Валерка, всматриваясь в темноту.
Дети с визгом подскочили, сгрудились возле Валерки и Виктора тесной толпой, а Валерка довольный рассмеялся. Из темноты поскрипывая телегой и дробно стуча копытами показалась лошадь. Большая, белая и с длинной волнистой гривой.
— Твоя девочка? — смеясь, толкнул пацана в бок Валерка. — Иди встречай.
— Да иди ты, — обиделся тот и вместе со всеми пошёл встречать гостя.
На телеге сидел рослый молодой бурят. Остановив лошадь, он спрыгнул на землю:
— Чего орали, кобылу не видели, что ли? — спросил он.
— Нее, мы страшилки рассказывали, — дети обступили лошадь и осторожно касались её тела, гладили чуть подрагивающую под их ладонями бархатистую кожу.
— Помогайте выгружать. Молока вам привёз, творога и всякой вкуснятины, — копошась в телеге сказал Доржо. — Мать булочек вам отправила и мёда.
Снова все собрались за столом, накинулись на угощение. Доржо стреножил лошадь и отпустил пастись.
— Страшные истории рассказываете? — Доржо сел за стол между Виктором и Любой. — У нас тоже этим летом страшное случилось.
— Расскажите, — попросили его дружным хором и отставив стаканы с молоком во все глаза уставились на него.
— Приехала к нам по распределению агрономша. Красивая деваха. Умная. Поселили её у одной бабки рядом с заливом. Красиво там и она каждое утро и вечер ходила любоваться на воду, слушала крики птиц. Сама пела, когда купалась, — голос Доржо был густой и тягучий как смола, лился и смешивался с шорохом волн по гальке, казалось сам Байкал ему вторит. — Только вот наши вечером никогда не ходили на залив. Не купались, рыбу не ловили. Запрет от старших был. Мы даже ребятишками обходили после заката это место. Ей бабка сразу сказала, не ходи, не пой после заката, не купайся. Духов не тревожь. А она только смеялась. Не боялась и не верила ни в каких духов. И вот как-то вечером, как только взошла полная луна и посеребрила воду, девушка выскочила из дома, вышла за калитку и запела. Громко, видать, чтоб позлить бабку. Пошла она вдоль берега и пела, танцевала, удаляясь всё дальше от деревни. Бабка испугалась за неё и побежала к трактористу Солбону, который ухаживал за девушкой. Очень она ему нравилась. Дома Солбона не оказалось. Мать сказала, он в гараже, ремонтирует трактор. Она туда, а Солбон ей навстречу идёт. Бабка рассказала ему, как та убежала по берегу в сторону бурхана. Солбон побежал догонять. Видит вдали белеющее платье, а окликнуть боится. Не любят духи, когда ночью кричат. Разозлиться могут. Он почти догнал её и тут как вспыхнет огонь. Прямо на воде костёр горит. Вокруг него девушки и парни ёхор водят и поют. Парень остолбенел. Стоит на одном месте и двинуться не может, будто кто держит его. Видит, как манят к себе девушку, смеются, зовут присоединиться к ним. Солбон вгляделся в танцующих и совсем испугался. Узнал некоторых. Утонули они. А девушка вошла в воду и пошла к костру, а костёр с танцующими удаляется от неё, а она идёт за ним всё дальше. Голова долго виднелась в серебристых водах и вдруг раз и откуда-то волна и накрыла девушку. Разом всё исчезло и костёр, и люди. Тут и Солбона отпустило. Он сначала рухнул на песок. Потом подскочил и побежал к тому месту, где девушка вошла в воду. Бросился с размаху, долго плавал, нырял, искал её. Даже кричать стал, звать. Просил духов вернуть её ему. Обессиленный стал уходить на дно, но вдруг почувствовал, что кто-то буквально вышвырнул его на берег и он впал в забытьё. Утром нашли его лежащим на берегу. Он рассказал, что видел. А бабка сказала, что девушка присоединилась к загробному ёхору духов. Сама накликала громким пение беду на себя.
Дети затаив дыхание во все глаза смотрели на Солбона.
— Нельзя кричать, особенно в лесу, — вдруг сказала Люба.
— Ага, — поддержала её Надя. — Мы как-то докричались. До сих пор страшно и непонятно.
— Ну-ка, расскажи, — грозно приказал Валерка, глядя в упор на сестру.
— Прошлым летом это было, — Люба старалась не смотреть на брата. — Мы с Надей за грибами пошли на четвёртый километр. Дорогу перешли и идём по лесу. Там даже заблудиться негде. Слева дорога, справа ручей, который из озера вытекает. Идём по просёлочной дороге, там, где опоры стоят и скучно нам стало, — она попыталась спрятать улыбку. — Стали мы кричать. Называть друг друга разными словами. Типа, Надька коза, Любка дура. Кричали, кричали и вдруг тихо как-то в лесу стало. Солнце только поднялось, туман кое-где и птицы пели. А тут всё замолчало. Ни одна ветка не шелохнётся, хотя до этого шумели вверху сосны. Туман густой стал. Идём мы дальше, страшно стало, будто кто смотрит за нами. Мы пошли быстрее, чтоб выйти к озеру. Под ногами та же просёлочная дорога. Идём, идём, а озера нет. Надя шуткой сказала, что леший нас ведёт к себе в логово. Решили мы к дороге вернуться. Она же слева была. Машины мы до этого слышали. Повернули в ту сторону и идём, а тут какие-то овраги, ельник. Не было там такого раньше, одни высокие сосны и земля ровная была. Всегда дорогу было видно. Нам совсем страшно стало и решили вернуться. Пошли назад, а там какие-то заросли багульника. Пробирались мы наверно с час. Устали, грибов не видно. Даже не пахнет ими. Сели на траву, решили поесть. Надя достала бутылку с морсом. Мы из неё стали пить и вдруг птицы запели, ветер зашумел вверху. Туман сразу исчез и солнце ярко сквозь лес на нас засветило. Надя вспомнила, что когда морс делала, то вода дома кончилась, а к колодцу ей лень было идти. Под столом стояла банка с водой. Мать из церкви святую воду принесла, вот она ей варенье и залила. Поели и решили идти домой, уже не до грибов. Тут услышали, как машины загудели. Обрадовались, что дорога рядом, побежали и когда вышли к ней, то удивились. Мы вышли с другой стороны. Но мы хорошо помним, что дорогу не переходили. Как она оказалась справа, так и не поняли.
— Нас леший водил, — Надя невидящими глазами смотрела в темноту. — Страшно было. Тишина, аж уши залаживало. И ноги будто ватные, бежишь, а будто на одном месте.
— Святая вода вам помогла, — сказал кто-то из собравшихся, и все согласились.
Костёр потрескивал в ночи, выстреливая снопы искр в ночное небо. Вода в висевшем над огнём котелке вскипела. Виктор бросил туда пригоршню заварки и вняв его с огня, поставил рядом на землю.
— Витёк, а ты чего не рассказываешь свою историю? — спросил Доржо.
— Ничё интересного, — мрачно буркнул Виктор.
— Расскажите, расскажите, — насели на него ребята.
— А ночью со страху не обоссытесь? — зловещая улыбка растянула его губы.
— Нее, — со смехом ответили ему.
— Лады, — он вернулся в беседку и сел, вклинившись между Доржо и Любой, чувствуя тепло её тела сквозь рубашку. — Года три назад это было. Вёз я груз в Читу. Есть одно место за Куналеем, его все старались проехать засветло. Почему, никто толком сказать не мог. Ну мне то это хама угэ, еду значит. Деревню проехал и дальше по трассе. Стемнело быстро. Осень была, помню. Вдруг в свет фар вдали попало что-то. Присмотрелся. Вроде мужик. Идёт вдоль дороги. Плащ длинный на нём. Охотник наверно или пастух. Думаю, подвезти надо. Подъезжаю ближе, он повернулся ко мне и тут фары его всего осветили. Он капюшон скинул. Голова лысая блестит, глаза чёрные. Запали в череп, а зубы как собака оскалил. Я сразу по газам и мимо него. Он как прыгнет и всем телом на дверь, лицо в окне мелькнуло и отвалился. Я ещё в пол топлю, а машина гружёная плитами, еле тянет. Хорошо дорога ровная. Смотрю в зеркало, а он бежит рядом с прицепом и зацепиться хочет, пригляделся, а там ещё таких же человек пять или более того, бегут, но только не по обочине, а по полю. Выжал я из машины что мог, вроде оторвался. Гнал, гнал часа три наверно. Мотор закипать стал. Решил остановиться, как раз и пятачок подходящий. Свернул, встал, глушить не стал мотор. Огляделся, вроде никого. Вышел по делам, глянул машину, обошёл кругом. Тишина, лес с одной стороны, с другой поле, темно, ни луны, ни звёзд. Залез назад в кабину, думал покемарить немного. Только глаза закрыл, слышу скребётся кто-то. Я как глянул в окно, так сон сразу рукой сняло. Стоят этих штук десять, если не больше, вокруг машины. Все в плащах, капюшоны на головах, только у одного снят. Вот он и скрёб длинный ногтем по кабине. Тянет костлявую руку к ручке и пытается дверь открыть. Я схватил за ручку и к себе тяну, а тут по другой двери заскребли, я правой рукой и ту за ручку. Сижу как распятый, а они вокруг машины скачут, скребут по ней, зубы скалят мне в окна. Думаю, надо что-то делать. До рассвета далеко, тут с этими чертями поседеешь пока рассвет дождёшься. Решил обмануть их. Левую руку чуть ослабил, будто держать тяжело дверь, она немного приоткрылась и все рванули сразу к ней, я нажал на педали, правой рукой скорость переключил и поехал. Тяжело двинулась с места машина, я давлю в пол, еле на вторую переключил. Они видать тупые были, впереди решили машину оббежать, чтоб дверь правую открыть и тут под колёса попали. Хруст костей я явственно слышал, но ни криков, ни стонов. Короче оторвался от них километров через пятьдесят наверно. Бежали долго они за мной. На рассвете въехал в деревню, встал у заправки. Только перекусил и тут ко мне дед подходит. Спрашивает, чё это у тебя кабина в царапинах, через лес ехал что ли? Я вылез, смотрю и правда, вся в царапинах, как прутом железным царапали, ну я ему и рассказал, что было. А он, так это черти. Место там такое, бохолдой называется. Обещали шаманы очистить его, да никак не соберутся. Обратно проезжал я там днём, но всё казалось, что смотрят они на меня. Жутко стало. Сейчас говорят, что шаманы провели там обряд, черту вдоль дороги оставили, чтоб черти к дороге не подходили, но всё равно водители рассказывают, что видели их. Бегут вдоль дороги, но близко не подходят. — Виктор замолчал, закурил и пристально вглядываясь в темноту, добавил: — А вот и сюда пожаловали, здрасте вам.
Визг и крики нарушили тишину. Где-то заухала сова, нагоняя ещё больше страху.
— Эх, вы трусишки, — смеялся Валерка, отталкивая жавшихся к нему ребят.