Ты напомнила мне кого-то: те же волосы, тот же взгляд. Ты играешь по тем же нотам той же мастью краплёных карт, ты мечтаешь о тех же грозах — чтобы в уши стучался гром… Ты уверена: я — серьёзно! — не заметила под столом, засмотревшись на стройность ножек, залетев в паутину слов, ни серебряных пуль — о Боже! — ни взведённых тобой курков…
Ты боишься, почти не дышишь, ты пришла из далёких мест.
Только я и отсюда вижу под корсажем нательный крест.
Только я и отсюда вижу, сколько кольев и где лежат. Дождь уже застучал по крыше, поздновато сдавать назад. Раздавай, но смотри без шуток, трефы козыри всё равно… Да, мой замок и правда жуток, здесь и правда всегда темно. Да, я дам тебе пару свечек и до выхода провожу. Ты уверена: не замечу, что боишься, что укушу,
Что сбиваешься на полтона, что по пальцам гуляет дрожь…
Я и правда тебя не трону. Если выиграешь — то уйдёшь.
Я и правда тебя не трону — если только не станешь ты тратить зря на меня патроны, сыпать солью в мои следы, бить подсвечники, промахнувшись, капать воском на край ковра и пытаться, сюда послушай, довести меня до добра. Что же это, скажи, за люди, что же это, скажи, за бог — отправляют такое чудо да к чудовищу на порог?
Чтоб осиною прямо в сердце — до того, как в крови в кровать.
Я впускала тебя согреться, ты приехала убивать.
Я впускала тебя, ты знаешь, чтобы вместе распить вина. Ты кого-то напоминаешь — так же странно напряжена, так же прячешь под муфтой руки, так же быстро ведёшь плечом… Так же… Ах ты ж, какая сука, как же больно и горячо! Как же жжёт серебром по коже, как же режет осиной грудь. Я пытаюсь вздохнуть — и, Боже! — всё никак не могу вздохнуть.
Ты меня обманула, верно, стану пеплом при свете дня.
Да. Я вспомнила. Несомненно.
Ты напомнила мне меня.