Я пролетарий.
Объясняться лишне.
Жил,
   как мать произвела, родив.
И вот мне
квартиру
    дает жилищный,
мой,
рабочий,
кооператив.
Во — ширина!
Высота — во!
Проветрена,
   освещена
и согрета.
Все хорошо.
   Но больше всего
мне
понравилось —
    это:
это
белее лунного света,
удобней,
   чем земля обетованная,
это —
да что говорить об этом,
это —
ванная.
Вода в кране —
холодная крайне.
Кран
   другой
не тронешь рукой.
Можешь
   холодной
мыть хохол,
горячей —
пот пор.
На кране
   одном
   написано:
   «Хол.»,
на кране другом —
   «Гор.».
Придешь усталый,
вешаться хочется.
Ни щи не радуют,
ни чая клокотанье.
А чайкой поплещешься —
   и мертвый расхохочется
от этого
плещущего щекотания.
Как будто
     пришел
к социализму в гости,
от удовольствия —
   захватывает дых.
Брюки на крюк,
   блузу на гвоздик,
мыло в руку
   и…
бултых!
Сядешь
и моешься
долго, долго.
Словом,
   сидишь,
     пока охота.
Просто
в комнате
лето и Волга —
только что нету
   рыб и пароходов.
Хоть грязь
на тебе
десятилетнего стажа,
с тебя
    корою с дерева,
чуть не лыком,
сходит сажа,
смывается, стерва.
И уж распаришься,
   разжаришься уж!
Тут —
вертай ручки:
и каплет
   прохладный
дождик-душ
из дырчатой
   железной тучки.
Ну ж и ласковость в этом душе!
Тебя
никакой
    не возьмет упадок:
погладит волосы,
потреплет уши
и течет
по желобу
промежду лопаток.
Воду
   стираешь
с мокрого тельца
полотенцем,
    как зверь, мохнатым.
Чтобы суше пяткам —
   пол
    стелется,
извиняюсь за выражение,
   пробковым матом.
Себя разглядевши
в зеркало вправленное,
в рубаху
   в чистую —
влазь.
Влажу и думаю:
   - Очень правильная
эта,
наша,
    советская власть.