Да, время, время, времена,
Свободный странник зачерствел и треснул,
Лишь скрип доносит голоса,
Которых он предал — отвергнул.
Так много клеветы в жестокий век,
По белу свету шествует Иуда,
И вместе с ним идущий человек,
Вкушает с ним пороки блуда.
Ты слышишь ночью голоса,
Своим нутром протяжный скрежет,
Как вой взъерошенного пса,
Твоё сознание клыками режет?
Что, на чужбине сладок мёд?
Кладут на хлебушек икорку?
Тоска вину в вино нальёт,
Закусит горько — в сердце корку.
Ведь кто-то спросит у тебя,
Придёт к дверям твоим однажды,
И в покаянии греха,
Ты их предашь — обманешь дважды?
Так неужели все друзья,
Которым ты струну — пророчил,
Ты залпом вражьего ружья,
Себя, их память опорочил?
Ну что же ты в речах несёшь,
В твои уста змея вселилась,
Теперь в тебе не разберёшь,
Была ль душа в тебе и чтилась?
Ты потерял, теперь она лежит,
Иссохшим сухарём в глухой пустыне,
Быть может дождик твою душу оживит,
Отмоет грязь в безжизненной пучине
Артемию Троицкому, всем иудам — посвящается
Krestoff
01.08.24