(Рассказ)

Блошиный рынок. Шум-гам. Посудный ряд. За прилавками сидят сонные физиономии продавцов подержанных вещей. Покупатели и зеваки снуют между рядами лавок. Кто-то приценивается к старым, но еще нужным, вещам; кто-то от праздношатания просто зубы заговаривает продавцам. На фоне звучит радиореклама:
«Глубокий колодец — это бесплатная вода и большая экономия! Глубокий колодец — лучшее решение, которое обеспечит водой дом, а также хозяйственную деятельность…».
Эх-хе-хе… Мне бы, Чашке, дружбу завести с Колодцем. Глядишь, я бы чаво-нить необнаковенного набралась бы. Да пусть даже не с Глубоким Колодцем — куда мне до него! Пусть это будет неглубокий, обнаковенный такой Колодец, выкопанный, но Колодец! Все ж воды в нем хоть отбавляй! А в меня-то, в Чашку-то, всего-то грамм двести и наберется. Хорошо вот Ведру или Баку — они всегда рядом с Колодцем, отчего выглядят тоже внушительно… солидно… большие такие… Мне бы так! И забот не знала бы… Но куда мне, обнаковенной Чашке дружить с Колодцем — даже и не глубоким…
«Глубокий колодец, — продолжает звучать баритон по радио, — черпает воду из водоносных горизонтов…».
Колодец — это голова! А мы — чашки, блюдца, тарелки с мисками — по сути, ничегошеньки из себя не представляем. У нас вообче, говорят, нет самого главного — большой емкости и поэтому, много на себя взять не можем и положиться в случае чаво на нас нельзя! Попробуй мною пожар потушит! Или коняку напоить! Тут нужно Ведро! Одначе, если уж на то пошло, и в Ведре, и в Баке, даже в огромной Цистерне, жидкость-то тоже как в нас кончается — хоть не так быстро, но все же кончается!
«Между глубоким колодцем, — звучит тот же голос, — и поверхностью земли обычно есть непроницаемые слои, поэтому вода из глубокого колодца менее подвержена загрязнению, чем другие колодцы, к примеру, выкопанные»…
Дааа… Колодец — это всегда голова! Мозг! В Колодце всегда есть вода. Всегда!
Вот давеча я разговаривала с Блюдцем, доказывая яму, что я круче яво, что в меня больше жидкости вмещается, чем в него. И что в итоге? Обиделся, дурачила, на меня, вместо того чтобы признать сей факт. Со мной может конкурировать, скажем, Тарелка или Миска — и то, если в их есть некая глубина. А неглубокие Тарелки или Миски лучше пусть помолчат. Что они могут сказать эти полу немые создания? Да ничегошеньки!
Вот я, казалось бы, обнаковенная Чашка, но в меня ведь достаточно вмещается, скажем, чая или кофе, на худой конец, воды, чтобы утолить жажду моей хозяйки… Ой, оговорилась я чой-то… Горе-горе… С месяц как померла моя хозяйка. От белой горячки померла. Жаль мне ее, конечно. Добрая женщина она была. И ко мне всегда относилась по-доброму — всегда меня в чистоте содержала, очень любила меня. И потом, она всегда была мною довольна, никому меня в обиду не давала… Я, можно сказать, всегда была при ей, особенно, в хладные денечки, кода она наливала в меня горячий черный чай да с малиновым вареньем и мелкими глотками из меня выцеживала… А я и рада была! И как же мне было приятно…
Хозяюшка моя, когда чаевничала, обнаковенно слушала рок, Баха… и Шопена с Моцартом тоже… и Вагнера, которого любил этот Ирод проклятый, душегуб… как яво… Ах, да, Гитлер!
Хозяйка моя была музыкально образованная. Мне особенно нравилось, кода она включала Пятую и Шестую симфонии Чайковского. Жуть! Особливо Пятая симфония! Убийственно красивая. Что ни говори, а Чайковский — это голова, хоть и был он нетрадиционной ориентации. А вообче, говорят, почти все талантливые люди — пидо… Ой, прости мя, Господи! В обчем, геи оне. Вот так и с Чайковским. А фамилия у него такая чайная! Не зря, он мне как композитор нравится. Да вообче, я всегда закрывала глаза на сексуальную ориентацию. Мне-то что, я простая обнаковенная Чашка.
Я слышала, и Аскар Уайльд тоже того… как и Чайковский… Даже отсидел в тюрьме по обвинению в растлении молодого любовника, а после тюрьмы во Францию перебрался — там и помер в грусти и печали. Да видать, заразили в тюрьме-то яво какой-нить заразной болезнью, как чичас у нас заражают тех, кто с тюремным начальством не в ладах. А в тюрьме чем заражают-то? Туберкулезом-то и заражают. В лучшем случае, если не туберкулезом, то наказывают красной шваброй. Это когда пытаются из гетеросексуала сделать гомосексуала. И кто придумал такое наказание… Думаю, какой-нить латентный гэй. Латентный, в смысле, — это когда сам-то он не обязательно трахается со своим полом, а когда он хочет показать свою власть над теми, кто с им одного полу, при этом их унижая и обезличивая.
Так вот Аскар Уайльд, талантливый человек, и кончил своей век, когда Великобританией правила суровая Виктория, которая очень недолюбливала пидо… в общем, геев она, ох, как не любила! Зато чичас таким как Чайковский и Уайльд раздолье… Я имею в виду не у нас в России, а там — на Западе — во Франсиях, в Англиях, в Америках… У них даже есть пидарастические движения — ЛГБТ-движениями называется. В обчем, идет у их там движуха в этом плане… Но, как я думаю, не за горами и у нас, в Россее-Матушке, задвигаются, ох, как задвигаются! Не задвигаются, а хлынет как бурлящая река, прорывающая дамбу или плотину, которую долго-долго сдерживали, и, наконец, в сезон обильных дождей, паводков она прорывается… Ведь деревня умирает?! Это — факт?! Факт! Города растут? Ширятся? Превращаются в мегаполисы? Превращаются! Где как ни в мегаполисах люди склонны извращаться?! Другое дело — деревня, где все на виду. И ведь не спрячешься от глаз людских, да еще в деревне кажнаму важно, что о ем или о ей думают другие, что гутарят… своя, так сказать канитель!
Дааа… канитель…
Я извиняюсь, отвлеклась на всякие там пидарастические темы… Так, с чего вся эта канитель началась у моей бывшей хозяйки? Как же так получилось, что она спилась и, в итоге, померла?
За год до своей кончины у хозяйки появился страшный недуг — она стала часто изменять мне с Рюмками, Фужерами, со Стопками… А того хуже — со Стаканами. И ведь лучше от этого она не становилась — все хуже и хуже. Под глазами у ее образовались черные круги, нос красный, лицо одутловатое и при этом шибко схуднула, что смотреть на ее больно было. Ведь было время… Ее любил один молодой мужчина — на год или два младше ее. Она его тоже страсть как любила! Души в нем не чаяла, даже позволяла ему пить из меня чай или кофе… Помню, однажды он налил в меня вино… Но вино было так себе — третий сорт не брак. Но именно это вино он часто приносил хозяйке и она, грешным делом, пристрастилась к нему. А когда этот мужчина бросил ее, она плакала, рыдала, жаловалась подругам на несчастную бабью долю… Ей бы надо было найти хорошего психолога, а она грела уши своих никчемных подруг, которые, вместо того, чтобы переакцентировать ее внимание с негатива на позитив, так сказать, на высокую материю, еще больше нагнетали — хаяли этого мужика, обливали грязью, а потом чистили ему косточки, так и не направив мою хозяйку в полноводное русло; а вместо этого, она оказалась в сухом, заброшенном… Так она и восполняла живительную влагу суррогатом.
— По чем продаете эту чашку с блюдцем?
— А сколько дадите?
— За сто отдадите?
— Берите.
Ну, вот, меня и продали! Значит, я ешо кому-то сдалась. Хотя, надо признаться, я, как Чашка, ешо ого-го!..

31 июля, 2024 год