«Здравствуй жёнушка родная! Я вернулся, я живой!» —
Шёл солдат, в себе слагая разговор с своей женой,
Ранен в ногу, исхудавший, но в душе горит огонь,
От войны хоть потрепавший, но шагает в дом родной.
Подошёл к селу вприпрыжку, в поле вырвал васильков,
Веселится, как мальчишка, предвкушая встречу вновь,
Уж виднеется дорожка и соседские дома,
Ждать осталося немножко, верит — ждёт его она.
Тучи мрачные сгустились, ворон — падальщик летал,
Так солдат и опустился, как дома с трудом узнал,
От бомбежки тьмы разруха, хаты с пылью полегли,
У обломков лишь старуха бьёт от горя по груди…
Сердце кровью закипело, боль с тревогой забралась,
У соседей всё сгорело, и вокруг лишь кровь, да грязь,
Пулей к домику родному он метнулся, чуть дыша,
Ощущая жуть с истомой, где же родная душа?
Дом едва остался целый, и открыта настежь дверь,
И вбежал он еле — еле, видя горечь от потерь,
На полу в разбитой кухне он нашёл свою жену,
Побледнел, и тут же рухнул, отирая с глаз слезу…
А она давно остыла, бездыханная, в крови…
Боль солдата тут пронзила хлеще пули — нет любви…
Нет родимой, что старалась ожидать его с войны,
Смерть фашистская примчалась, обрывая жизнь жены…
«Здравствуй милая, родная, я не встретился с тобой…
Лучше б я в огне сгорая умер сразу, выйдя в бой…
Как же жить теперь не знаю? Я вернулся в дом пустой,
Шёл, обнять тебя мечтая, а ложу во гроб худой…».