— Он погубит тебя, царевна, лучше его оставить. Я могу из великой щедрости забрать твою злую память. В одном его пальце бьется такая тьма и такая сила… Съешь это яблоко — забудешь, как полюбила. Побежишь свободная и босая, никогда его имени не узнаешь. Все равно он в руки тебе не дастся. Быть с ним — как целовать бездну, с вечным холодом обвенчаться!
И она принимает яблоко, вертит его в руках. Вспоминает того, кто города обращал в руины, надежду — в прах, кто поджег горы, обрушил море на корабли. Того, кто тоже… тоже ее любил. Закрывает глаза, кусает легко и быстро. Из груди в тот же миг выпадает искра и летит к старухе, ложится в сухие руки. В ней жар объятий и лед разлуки.
— Вот и умница, ты теперь навсегда свободна.
Царевна уходит, следом уходят годы. А за ними — десятки лет и века проходят. Вот уже не-царевна сидит на пирсе, пристально смотрит в воду. За спиной у нее высотки и новая автострада. Девушка гладит волны, она, как обычно, рада — ветру, весне и солнцу, светящему в ярко-синем. Девушка любит жизнь так горячо и сильно.
Вот только родные шутят, что нет у девицы сердца. Она и правда давно не ждёт — ни рыцаря, ни дракона, ни даже принца. На шутки в ответ смеется. Внутри нее что-то мается, бьется, жжется, огненной ниткой на тонком запястье вьется, дергает, тянет, никак не рвется.
Девушка видит знаки, сопоставляет мифы, легенды, были. Берет семь железных хлебов. Башмаки обувает из закаленной стали. Бродит по миру, заходит в такие дали, о которых даже в пещерах не рисовали, во веки веков не пели. Отделяет кривду от «в самом деле».
Сквозь крапиву, терновник, чертополох, прострел, мимо огненных вод под градом летящих стрел, через пыльную бурю — отзвук чужой борьбы — выходит к Дереву, видит корни своей судьбы. Трех ткачих, разбирающих пряжу на грядущее, настоящее и быльё. Говорит старухе:
— Я пришла, возвращай моё.