Аннотация
Мир нас окружающий, хоть и далек от совершенства, но не лишен созидающего начала, позволяющего жить и творить дальше.
Был ясный воскресный день в начале мая. Снаружи, со стороны главной магистрали, шумел оживленный город автомобильными моторами, сигналами, свистками дорожных патрулей. И в этот час в окне шестого этажа многоэтажного дома можно было увидеть торчащую физиономию молодого человека и, судя по сдвинутым надбровным дугам, молодой человек о чем-то усердно размышлял. Но вот, что-то заставило его обернуться.
— Я вижу, брат мой, тебя терзают смутные сомненья?! — иронично произнесла красивая молодая женщина, войдя в комнату юноши.
— Да, сестра, меня терзает все тот же вечный вопрос…
— «Быть или не быть»? — уже не без сарказма спросила визави.
— Именно! — твердо заявил молодой человек, начав цитировать знаменитый монолог:
«Достойно ль Души терпеть удары и щелчки
Обидчицы судьбы иль лучше встретить
С оружьем море бед и положить
Конец волненьям? Умереть. Забыться. И все.
И знать, что этот сон — предел
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу.
Это ли не цель Желанная?
Скончаться. Сном забыться. Уснуть.
И видеть сны? Вот и ответ…»
— Увы, мой брат, — прервала женщина декламатора, не дав ему завершить монолог, — я не Офелия, тем более не Нимфа, я сестра твоя! Твои грехи не стану поминать в своих молитвах! Но, то, что ты, — дальше продолжала женщина, резко перейдя с поэтического тона на тон прозаический, — только языком треплешь о несовершенстве этого мира, но ничего ровным счетом не делаешь, чтобы хоть что-то изменить, стало для тебя такой же нормой, какой для доброго самаритянина — творить добрые дела.
— А что я один могу сделать?! — не удержался молодой человек, резко отозвавшись. — Я как капля в море… Вот если бы я был…
— Если бы да кабы! Только и талдычишь о несовершенстве мира, о том, что ты один такой совершенный ничего не можешь с этим поделать. Вообразил себе свой идеальный мир, используя его как какое-то лекало, дабы сверить существующее несовершенство с этим мнимым твоим совершенством. А ведь это даже не идеализм, брат мой, а обычное резонерство — не более! И Гамлет твой, Принц Датский, тот был еще резонёр, решивший отомстить всему миру за гибель своего отца, прикинувшись сумасшедшим… И чего он добился своей местью? Да ничего! Все равно он со своим подходом не изменил бы этого мира — да это и бесполезно было! — а только себя загубил, да еще эту бедную дурочку Офелию, которая, в отличие от Гамлета, реально сошла с ума.
— Ну, а что бы ты сделала на месте Гамлета, Вера? Ведь Гамлет отомстил же врагам своего отца: Клавдию и Гертруде, матери своей, а также Полонию, кто также был причастен к вероломному убийству за эту проклятую власть! Что бы ты сделала на его месте? — беспокойно вопрошал молодой человек.
— Во-первых, я — не Гамлет. Во-вторых, я — женщина. В-третьих, вопрос, мучавший нашего бедного принца — вопрос в высшей степени философский и я сомневаюсь, чтобы восемнадцатилетний юноша, каковым и был Гамлет, мог себя им мучить. И вообще, это же литературный персонаж, вышедший из-под пера некоего литератора Шекспира, под чьим фальшивым именем публиковал себя же философ Бэкон, в чем я едва ли сомневаюсь… Ну да ладно, бог с этим Гамлетом, с авторством, меня терзает другое — твоя судьба. Когда же ты спустишься с небес на землю и займешься своим совершенствованием?
— А что мне делать, Вера?! Да, я знаю, я бываю смешон! Вот и ты прикалываешься надо мной… А что мне делать, если я таким уродился?!
— Урод… дился… — разделив глагол, протянула женщина. — Да, действительно, таких «уродов» еще надо поискать. Вот я и думаю, переводишь ты с больной головы на здоровую голову этого мира. Каким бы ни был не совершенным ЭТОТ мир, ты ничем не лучше ЭТОГО мира — можно сказать, плоть от плоти. Ну, что ты из себя сейчас представляешь?! Вечный студент? Тебе 25 лет, а жизни не знаешь, даже еще не начал зарабатывать, о ком-то заботиться… Пользы от тебя — как от козла молока… Короче, Паша, я на правах старшей сестры заявляю тебе: спустись ты наконец с небес на землю и начинай с малого. Найди работу — хоть дворником, хоть кочегаром, хоть плотником, начни зарабатывать деньги — не вечно же тебе висеть на шее у родителей! Умение что-то полезное делать для общества, а не заниматься разглагольствованиями, прибавит тебе веса, в конце концов, уверенности в себе, в своих силах, а главное — трезвого взгляда на жизнь! И никто — слышишь?! — никто не запретит тебе оставаться хорошим, добрым человеком, быть до конца честным, справедливым, помогать другим при случае… И ты, я уверена, заработаешь себе авторитет среди простых, нормальных людей, а больше всего — ты будешь видеть и доброе. Сейчас ты так далек от совершенства, что видишь все лишь в негативном свете. А когда от тебя самого будет зависеть, будут ли тебя окружать добрые люди, ты сам будешь менять этот мир в лучшую сторону. Только начини с малого, Павел. Не сразу наша Москва строилась!
— Вера, откровенно говоря, едва ли я узнаю тебя… Нет, я не думаю о тебе плохо… Наоборот, ты резко выросла в моих глазах. То, чего не могли объяснить мне ни мать, а тем более отец, так сказать, направить сына своего на путь истинный, ты мне так просто разжевала и я, кажется, понял, как я блуждал словно во тьме… И главное — ты не занималась нравоучениями, а так просто разложила по полочкам.
— Я рада за тебя, Павел, твоему прозрению, рада, что мне удалось донести до тебя то, о чем я уже так долго думаю…
— С тех пор как ты вышла замуж за Константина?
— А ты прозорлив, Паша, как я погляжу, — одобрительно произнесла сестра. — Константин, конечно, не идеал — и слава Богу! — но что меня подкупает в муже, так это то, что я за ним как за каменной стеной. Он надежен… А надежность его — в его умении терпеть несовершенство. Наверняка, ты помнишь, какая я была своенравная до замужества, и помнишь, что я вышла замуж за Костю на зло отцу.
— Откровенно говоря, сестра, я в первое время не лестно о тебе рассуждал: «Как это Константин терпит мою сестру? Был бы я на его месте, и дня не прожил бы с такой женой». Ты меня прости, но именно так я и думал… Сейчас, конечно, все по-другому.
— Спасибо за откровенность, Павел. Да, ты — не Константин, люди разные. У тебя свои плюсы и минусы, у него — свои. Только вопрос в том, чего в человеке больше: хорошего или плохого. Я всегда знала, что доброго начала в моем любимом брате гораздо больше, а все его рассуждения о несовершенстве этого мира — банальный юношеский максимализм, который однажды уступит место здравому смыслу. Ну, а что касается Кости, то он вырос, глядючи на своих родителей, служившие ему хорошим примером. И только такой как Константин мог меня переделать… И слава богу! И еще: все, например, говорят «добрый человек», «добрый человек» … а вот объяснить, что такое «добрый человек», едва ли могут. А мой Костя дал мне понять, что это такое — конечно, не намеренно — но за счет своего доброго ко мне отношения. Человек, не обладающий терпением к другим людям, не может по определению быть добрым. Так что, добрый человек — это человек умеющий терпеть несовершенство других, несовершенство этого мира и делать все возможное, чтобы хоть как-то изменить его в лучшую сторону. И, разумеется, сопутствующим качеством доброго человека — это его умение по-настоящему любить — нет, не за что-то, а ощущать… как бы это сказать… духовную связь с этим миром… Я не мастак в философии, но я пытаюсь объяснить то, над чем я уже не мало времени думаю и пытаюсь привить своим детям — именно присущие их отцу качества … А он по-настоящему добрый человек, за что я, в конце концов, его и полюбила. Дети, конечно, еще малы, но, как говорится, надо прививать все хорошее людям сызмальства…
— На сто пудов согласен с тобой, Вера, — одобрительно закивал брат.
— Ты мне лучше скажи, Павел, ты сам-то влюблялся уже? — решила поменять тему сестра. — Есть на примете девушка?
— Как тебе сказать… — не уверенно начал брат. — Нравится мне одна девушка…
— И как ее зовут? Я ее знаю?! — заинтригованно затараторила женщина.
— Нет, ты ее не знаешь… да я и сам не знаю ее имени…
— Как это так: девушка нравится, а как зовут ее, не знаешь? Что, трудно было выяснить?
— Понимаешь, в чем дело, когда я еду на учебу, я с ней сталкиваюсь на нашей автобусной остановке, а подойти к ней я все не решаюсь. Но она мне определенно нравится… В ней есть… как бы это сказать… Красота целомудрия, что ли… Вот как раз это-то, с одной стороны, привлекает, а с другой…
— А, понятно, мой милый брат. Кстати, Костя в этом отношении тоже не знал, как ко мне подкатить. А потом ничего, осмелел. Правда, позже, когда мы уже поженились, признался мне, что ему пришлось принят на грудь сто грамм для храбрости, причем был не один, а с двумя своими друзьями детства, Петром и Владом, своими добрыми советчиками…
— Так ты мне советуешь выпить сто грамм для храбрости? — удивился парень.
— Нет, конечно. Это я так — к слову. Возможно, ты найдешь и способ, и повод, как все же решиться на этот «подвиг». Ты главное — не дрейфь. Если девушка тебе откажет, мир от этого не рухнет, я надеюсь?
— Я тоже надеюсь на это, — улыбнулся брат.
— Тогда пообещай мне, что не будешь тянуть с этим делом.
— Вера, а тебе какой от этого прок?
— Ну, какой мне от этого прок… Я хотела бы, чтобы мой брат, в конце концов, стал мужчиной — взрослым человеком способным взять на себя ответственность за другого — вот и все. Вот такой мне прок!
— Ох, сеструха, — весело произнес брат, — и умеешь же ты наставлять! Вот, обещаю тебе, как на духу, с понедельника я и начну новую жизнь!
— Да, Павел Николаевич, только бы дожить до понедельника, — также весело произнесла сестра. — А для начала, обязательно познакомься с девушкой и пригласи ее в кино, после чего не помешало бы найти работу. Свои заработанные деньги куда приятнее тратить!
— Спасибо тебе за все, Вера. Ты — самый добрый человек на свете!
13 июня, 2024 год.