«Недавно фирма отправила меня работать к одному адвокату. В заявке было написано: „Херр академик адвокат Блум. Требуется уборка квартиры, мытье окон, стирка и глажка одежды“. Прихожу к Блуму. Дом — роскошный, трехэтажный, с великолепной террасой в розах. Встречает меня очень солидный хозяин в ослепительно белой рубашке, при галстуке. Улыбается тоже ослепительно — модными зубами из унитазной керамики.
Проводит в дом. Показывает помещения. Извиняется за „незначительный беспорядок“. Говорит, что дома у него хоум-офис, нет времени даже чашку вымыть, столько работы.
Убираюсь у него несколько дней. Внимательно убираюсь, с интересом. Разглядываю висящие на стенах адвокатские дипломы, сертификаты, фотографии с такими же солидными херрами, как сам адвокат Блум. Аккуратно протираю пыль с фолиантов, с коллекции хрустальных древнегреческих божков, с шахматного стола и тяжеленных деревянных фигур в библиотеке. Поливаю цветы и деревья в застекленном зимнем саду.
Дверь в бюро (кабинет) херра Блума постоянно открыта, и, периодически проходя мимо, издалека наблюдая за его деятельностью, проникаюсь его умом, важностью, значимостью. Он по телефону обсуждает какие-то сложные налоговые дела, законы, статьи, иногда я слышу, как он спорит с кем-то, сыпет многозначительными и научными терминами, шуршит бумагами. Поднимается в библиотеку, находит какую-то толстую книгу, с ней возвращается в бюро, перепечатывает выдержки в компьютер. Собирает документы по папкам, бренчит степплером, грохочет печатями.
Компьютеры на его огромном рабочем столе стоят спиной к двери, я вижу только их „задницу“, адвокат сидит за столом, что-то бряцает на клавиатуре. Кипит у него работа.
И вот однажды я решила прибраться и в его кабинете. Он сидит перед компами на большом вращающемся кожаном кресле, пишет, смотрит в экран. Забредаю с тряпкой к его столу, суечусь за его спиной, поднимаю глаза и через его плечо вижу: все компьютеры — черные. Они выключены! И телефонный аппарат, по которому он говорит, без проводов! И компьютеры — без проводов! Техника — не работающая. А он, адвокат, якобы работает на ней.
С очень умным важным видом стучит по мертвой клавиатуре, смотрит в черный экран компа так, точно на экране — вершатся великие дела. И очень серьезно говорит по неработающему телефону с какими-то мнимыми клиентами.
Меня тогда как ледяной водой окатило. Швабру тихонечко поставила к стеночке, сама по стеночке вышла из бюро. Отдышалась. И дошло до меня, почему больничная касса оплачивает ему домработницу.
А ведь несколько дней у него наводила порядок! И никакого психического отклонения не заметила! Даже наоборот, была уверена — очень правильный, опрятный, деловой господин! Видом своим вызывающий огромное уважение. Была уверена — реально весь в своем юридическом бизнесе. И реально — работает. Белоснежная рубашка, галстук, отутюженные брюки, идеально выбрит. С утра до вечера в делах. Только клиенты его — лишь у него в голове. И компьютер мертвый. И телефон — мертвый. Вот такая картинка.
Вот такие бывают адвокаты. Впрочем, не только адвокаты. Миллионы живут в абсолютно нереальном мире».
Сегодня, перечитав этот свой старый текст, поняла, что и без натяжки уже давно так функционирует весь Запад, многомиллионное западное общество.
Зайди в запрещенный фейсбук, под постом о кошечках ни с того ни с сего тысячи комментов «Слава Украине!» Или самый распространенный тик — «Slava Ukraine!» Весь гугл в этом. У нас еще как-то такое блокируется, а вот в арабской вроде как нейтральной стране хочу посмотреть на ютубе русский сериал. Вместо него во весь экран — желто-блокитный призыв "
StandWithUkraine!" Да и даже на русском туристическом сайте отзывы читаю: «Слава Украине!» Это как разговор по отключенному телефону. Ты им про достопримечательности Греции, а они тебе «Путин — …». Ты им про вкусный завтрак, а они: «Москаляку на гиляку». По-английски, по-немецки, по-французски, да на всех языках. Гугл-переводчик прекрасно работает.
«Поддержите украинских собачек, которых уничтожают агрессивные русские!» — каждый день сотни раз вынужден читать в зоозащитных соцсетях мой немецкий приятель-зоозащитник. Говорит, что даже в рекламе кормов — обязательный русофобский призыв. Даже в инструкции по выращиванию ежиков и разведению ящерок — «Поддержи Украину». Чтобы спасти яшерку, нужно убить русского. Такое безумие.
И я уже молчу об ЛГБТ-контенте, который весь направлен на уничтожение русских.
Это даже не сюр, это классическое, клиническое сумасшествие.
Недавно другой мой немецкий знакомый в комментариях к статье о том, что дети сами с 12-ти лет должны решать, принимать ли им, детям, гормоны для торможения полового развития, написал, что 12 лет — это рановато. В 12 ребенок еще не способен принимать такие жизненно важные решения. Показал мне лавину гневных комментариев в ответ: «Путинист!», «Фашист!», «Убийца детей!» «У вас полностью отсутствует эмпатия!» — этот коммент был самым распространенным и самым невинным. Никакие разумные доводы не работают. Люди живут в каком-то придуманном, навязанном им фантазийном мире, где безумие воспринимается, как идеал. Норма жизни, которой обязаны следовать все без исключения. Разумный, трезвый разговор — немыслим, невозможен.
Вспомнила старый немецкий анекдот: «Сумасшедший из клиники идет на прием к врачу, таща за собой на веревочке зубную щетку. Врач его спрашивает: «Что это у вас такое?» — «Это моя собачка Мими!» Врач решает, что психу еще рано выписываться. Через какое-то время — следующий прием. Снова — зубная щетка не веревочке: «Что это?» — «Это моя собачка Мими!» Снова — назад на лечение. Еще через пару месяцев: «Что это у вас?» — «Это зубная щетка на веревке!» Врач решает, что пациент излечился. Выписывает его из клиники. Псих выходит на улицу, поглаживает зубную щетку и восклицает: «А классно мы с тобой, Мими, этого идиота объегорили!»
Сейчас большинство на западе — именно такие — с зубной щеткой на поводке, которую они считают любимой собачкой, которую кормят, за которой ухаживают и за которую жизнь положить готовы, русских поубивать — милое дело.
Адвокат Блюм, у которого я работала, не сделал мне ничего плохого. Он даже мне предлагал шоколадку. Но после того, как я поняла, что он безумец, я его испугалась, я поняла, что он для меня смертельно опасен. Я испытала леденящий душу страх перед существом, совершенно не осознающим реальность. Перед существом, функционирующим в своем выдуманном мире, разговаривающим с пустотой, дискутирующим с фантомами и уверенным в том, что делает важное, стоящее дело.
И это даже не перевертыш, который добро воспринимает как зло, черное — белым, опасность — спасением. Это — воронка, это антимиры, это запредельное, замогильное. Как белые ходоки.
Белые ходоки снимают фильмы, пишут книги, вручают премии, натравливают народы на Россию и русских, ядерные чемоданчики в руках у безумцев, адвокатов Блумов, внешне выглядящих вполне респектабельно и даже внушающих доверие. Говорят великолепно, выглядят — великолепно, уверенно в себе, важно. Я сама несколько дней провела с таким под одной крышей и ничего не заподозрила. И даже прониклась уважением к его занятости. Пока не увидела черные экраны компьютеров.
Потом узнала, что пациент Блюм раньше действительно много лет работал адвокатом, был крайне успешным. Клиентская база у него была огромная и обслуживал он очень важных людей, в том числе немецких политиков и банкиров.
В этом смысле — еще одна аналогия. Примерно тоже самое сейчас происходит с Гребенщиковым, Макаревичем, Никитиными и прочей иноагентской русофобской русскоязычной тусней. Некоторые из нас еще продолжают считать их психически здоровыми, просто дико корыстными и злыми. Но мне все чаще кажется, что это обычное безумие. И нельзя с безумцами разговаривать, как с нормальными людьми. Вован и Лексус, похоже, это поняли давно. И чем абсурднее их вопросы, тем серьезнее ответы их пациентов-акуниных-макаревичей, прочих.
Люди просто выпали из реальности, их вынесло в антимир, они блаженно плывут по какой-то выдуманной антивселенной. И готовы убивать тех, кто пытается их вернуть в реальность. Ну или как тот псих из анекдота: «А классно мы с тобой, Мими, доктора нае… ли!»
У Блума я работать отказалась, хотя заплата была очень хорошая. Леденящий душу страх не столько от того, что он может накинуться со спины, сколько от прикосновения к обстановке антимира, антиматерии гнал меня подальше от его дома, утопающего в цветах. Как от заразы, чумы. И ведь не зря в Великую Отечественную нацизм и фашизм называли чумой. Психическая чума накрыла Запад. Страшная болезнь, выкашивающая миллионы. Они могут выглядеть респектабельно, важно, чистенько и пахнет от них всегда химической чистотой. Тайдом «аля морской бриз» каким-нибудь.
Морской бриз из склянки с химией — такой же морской и такой же бриз, как их мировоззрение. Антимиро — и антизрение.
Уже очень давно многие главные герои, супергерои культовых западных фильмов, бестселлеров, даже мультиков — психически больные, маньяки, либо наркоманы, либо алкоголики, либо извращенцы. Так десятилетиями вырабатывалась толерантность западного общества к психам, психи становились образцом для подражания. И чего мы сейчас хотим? Вылечить адвоката Блума? Маньяка Блинкена? Фанатика Байдена? Русофобку Фон дер Ляйен, страдающую манией величия в сочетании с комплексами неполноценности? Излечить Макрона от комплекса Наполеона?
Болезненная ухмылка, тик, Шольца о многом говорит. Глядя на большинство западных политиков редкий опытный психотерапевт не соблазниться постановкой окончательного диагноза. И я уже молчу о захлебывающихся своей фанатичной ненавистью быковых-альбатцах-лариных. Господь уберег русских от их заразы, хотя ей была накрыта Россия долгие годы.
Может, есть у нас какой-то ген, какая-то генная «прививка» от безумия? Протопоп Аввакум, Достоевский, Толстой, кровавая русская революция, Победа в Великой Отечественной, русская классика и русская история, русская вера — это все в наших генах и это все спасает нас от пандемии западного сумасшествия. Наверное, и во мне сработал инстинкт русского самосохранения, когда я бежала от Блума, в котором немцы не видят никакой опасности. И которому больничная касса оплачивает комфортное существование с домработницей, кухаркой и садовником (все — гастарбайтеры из стран бывшего СНГ). Об уродах заботятся, перед ними преклоняются, их почитают.
Гей-парады в западном обществе воспринимают как нечто очень полезное, здоровое, красивое, привлекательное, соблазнительное, интригующее, захватывающее. Русского человека откровенно тошнит от цирка уродов, например, на Евровидении, а весь Запад им любуется и восторгается. Знакомая немка мне пишет: «Смотришь? За кого проголосуешь?» Отвечаю: «Это как смотреть на разлагающийся труп и жадно вдыхать его аромат!» — «Да ладно! Это просто красиво! Воспринимай это так, точно люди дурачатся!» — оправдывает Евровижен немка, женщина умная, образованная, не выступающая активно за страну-ошибку и даже читающая РТ на русском в телеге, а значит, смелая и пытающаяся мыслить трезво. Но разлагающий труп — уже и на ее обеденном столе. Толерантность к загробному, смакование разложения. Прикоснулся к панночке, и сам стал белым ходоком. Взглянул на Горгону, и погиб. Хотя, заметьте, на всех иллюстрациях Горгона (да и панночка) выглядят неплохо. Иногда — они просто красавицы.
Красивый западный фасад — как сад под окнами, как терраса с розами, как библиотека с антикварными стремянками, как зимний сад во владениях адвоката Блума. На стенах дома — грамоты, сертификаты, почетные призы с впечатляющими печатями, штемпелями, размашистыми автографами. И в доме его я отлично прибралась. Чистенько там было. Загляденье просто. И безумец встречает тебя добрыми словами. И даже дает шоколадку. Но стоит заглянуть в его работу через его плечо, ужас сковывает, парализует.
Адвокат Блум — это современное западное общество, это и русскоязычная русофобская клика, мафия. Здоровая реакция маленькой русской женщины — бежать от всего этого подальше. Здоровая реакция мужчины — защитить своих близких от этого как можно быстрее. Иначе погибнут и близкие, и сам не уцелеешь.