Продукты по талонам. Сколько стоил хлеб в блокадном Ленинграде?

Жизнь в блокадном городе была величайшим примером мужества и стойкости — спорить с подобным утверждением нет никаких причин. Однако этот факт вовсе не заслоняет желания понять, что именно пришлось испытать горожанам в те 900 дней. Полагать, что в истории блокады нет белых пятен, было бы преждевременно — в этом уверена наш собеседник главный методист Центрального государственного архива Санкт-Петербурга Надежда ЧЕРЕПЕНИНА. — Достаточно сказать, что нет ответа на простейший, казалось бы, вопрос: сколько стоили 125 граммов блокадного хлеба? Его не найти ни в опубликованных документах, ни в многочисленных исследованиях, ни, что странно, в дневниках и воспоминаниях, — утверждает она.

Продукты по талонам. Сколько стоил хлеб в блокадном Ленинграде?

— Надежда Юрьевна, а уместно ли вообще в данном случае говорить о деньгах? Ведь доставался этот крохотный кусочек хлеба, уже давно ставший символом блокады, после немалых испытаний, очередей на лютом морозе…

— В чем-то вы, наверное, правы, но если мы хотим получить достоверную картину жизни блокадного города, то вполне уместно. Ведь для чего так важно знание повседневности? В том числе и для того, чтобы понимать, как действовали механизмы государственной власти и насколько они были эффективны.

Увы, приказов, распоряжений, инструкций по вопросам делопроизводства органов советской власти военных и довоенных лет сохранилось мало, поэтому не всегда удается проследить историю возникновения и действия того или иного документа. К примеру, нет документов про порядок принятия и изменения тех или иных удостоверений и пропусков, а они в ту пору не просто идентифицировали личность, а давали определенные права, льготы и преференции. Жизнь ведь тогда была строго регламентирована в очень многих сферах.

Простой пример: чтобы попасть в Смольный, требовался пропуск. Но, оказывается, были еще «межэтажные» пропуска. А никаких документов о том, как и когда принимались решения о подготовке таких удостоверений, нет.

Некоторые документы дошли до нас в очень малом количестве, что, впрочем, вполне объяснимо: тогда никто особенно не задумывался об их исторической значимости. Речь о всевозможных квитках, квитанциях, карточках, талонах…

И — не удивляйтесь! — даже паспортах.

Как известно, паспортная система действует в нашей стране с 1933 года, но тогда она охватывала далеко не все население страны: «молоткастый, серпастый» не полагался значительной части сельских жителей. И вот эти беспаспортные граждане, будучи беженцами, оказались в начале войны в Ленинграде. Им выдавали временные удостоверения, мы нашли такие документы. До начала сентября 1941 года через город эвакуировались 147 500 беженцев, около 100 тысяч оказались в кольце блокады, из них чуть больше половины — во Всеволожском и Парголовском районах.

В июле 1942 года производилась так называемая блокадная перепись — перерегистрация паспортов. Еще в феврале Государственный комитет обороны СССР принял решение об их проверке во всех прифронтовых зонах. В паспорт в обязательном порядке вклеивали специальный контрольный листок. Такой же вклеивали и во временные удостоверения.

В результате в Ленинграде был перерегистрирован 662 361 паспорт, были выявлены около 10 тысяч нарушителей паспортного режима.

А в 1944 году, когда началась массовая реэвакуация жителей Ленинграда, таких нарушителей милиция выявила свыше 37 тысяч.

— Согласитесь, на фоне героической битвы за Ленинград подобные штрихи могут показаться не самыми существенными…

— Порой появляется много деталей, о которых мы просто не знаем, иногда даже не догадываемся. Например, всегда говорится: основной причиной смертности в осажденном Ленинграде была дистрофия. Но, когда мы начинаем смотреть свидетельства о смерти, найти такой диагноз удается с большим трудом. А почему? Потому что до начала войны болезни под названием «дистрофия» в номенклатуре причин смерти не было.

В официальных документах ее ввели только летом 1942 года. Но вот парадокс: в Ленинград соответствующий циркуляр поступил в областное статистическое управление, а городское его не получило. Потому, когда мы смотрим таблицу причин смерти за 1942 год, подготовленную городским статистическим управлением, не найдем в ней упоминаний о дистрофии. И если не объяснить это, не дать соответствующие комментарии, то через энное количество лет историки будут недоуменно восклицать: «Какая дистрофия?! Что за выдумки? Да она вообще нигде не указана!»…

Когда работаешь с документами, неожиданных моментов возникает очень много. К примеру, помните знаменитый кадр кинохроники, на котором тележка возле Дома книги, а на ней лежит тело умершего? Так вот, к таким тележкам — до войны их использовали для развоза товаров по магазинам — в обязательном порядке полагались пропуска на право проезда, выданные в Государственной автомобильной инспекции. А об этом почти ничего не известно.

Как и о «записочках», о которых часто говорится в стенограммах заседаний органов. Во время блокады такая практика была обычной: секретарь райкома или райисполкома писал служебные записки — выдать такому-то то-то. Однако ни одного подобного документа в архиве до сих пор не обнаружено. Вопрос еще и в том, как учитывались продукты и товары, выданные по этим «записочкам»?.. И как вообще работал этот механизм? Ответа пока нет.

— Наверное, большинство людей, говоря про блокадный быт, понимают под ним прежде всего продуктовые карточки…

— И они, безусловно, правы, ведь это самый обширный комплекс документов. К моему огромному удивлению оказалось, что самый полный комплект таких карточек хранится не в каком-либо архиве, а в Российской национальной библиотеке. Публичка и тогда, и сейчас имеет право на обязательный экземпляр всей печатной продукции, а карточки как раз к ней и относились.

Вы не представляете, сколько вопросов у меня возникло, когда я стала с ними разбираться! Как известно, карточки были введены в июле 1941 года постановлением правительства и приказом наркомата торговли. Поначалу они в Ленинграде были такие же, как и в других городах — с указанием норм продовольствия. Но с сентября 1941-го, когда началась блокада, ситуация поменялась и требования наркомата выполнять не удавалось: нормы в ленинградских карточках указывать перестали. Они слишком часто менялись, и типография имени Володарского просто не успевала за этими изменениями.

Комплекты карточек на месяц были большого размера — в виде «простыни». Каждая карточка состояла из отрезных талонов и центральной части, где обязательно вписывали фамилию, инициалы владельца, а позднее и его домашний адрес.

В течение блокады печатали несколько видов продуктовых карточек. Отдельные — на хлеб, а остальные продукты шли «набором». Например, в июле 1942 года, кроме карточки на хлеб, была единая карточка на сахар и кондитерские изделия, масло животное и растительное, а в январе 1943-го сахар объединили с крупой и макаронными изделиями.

Рыба и рыбопродукты исчезли в нормировании с декабря 1941 года и вновь были включены в ассортимент только в 1943-м. Дальнейшее его расширение приводило к появлению новых карточек. Так, специальная карточка Н-2 на июнь 1943 года предназначалась для покупки семи видов продовольствия — соли, крупы, муки, сала, сахара, овощей, чая.

Карточки делились по категориям населения: для рабочих, служащих, иждивенцев и детей. Рабочие карточки в свою очередь также подразделялись на несколько категорий. В 1942 году появились специальные карточки для отдельных групп населения — доноров, рабочих горячих цехов, командированных, беременных, работников транспорта. Забегая вперед: в 1944 году в Ленинграде действовал — вы только представьте себе! — 171 вид карточек и талонов. И не всегда появление новых сопровождалось специальным решением органов власти…

— Как во всем этом разобраться?!.

— Вы правы: очень трудно.

Вот еще несколько деталей. Продуктовые карточки были «прикреплены» к определенным магазинам, а карточки на хлеб можно было отоварить в любой булочной.

Существовали также талоны для разовых выдач продовольствия. Они появились одновременно с карточками в июле 1941 года, их выдавали обычно на 1 — 5 дней в соответствии с действующими нормами.

С 16 сентября выдача разовых талонов на хлеб прекратилась. Зато осенью ввели разовые талоны на пиво.

Но самое интересное другое. Как известно, самая низкая норма выдачи хлеба была объявлена 19 ноября 1941 года. А карточки вперед — на месяц — горожане уже получили. Что делать? И тогда выдавали талоны, которые заменяли карточки, ставшие недействительными…

А еще меня поразило, что каждый месяц карточки меняли цвет. Мы блокаду всегда воспринимали мрачной, черно-белой. А продуктовые карточки разных месяцев были яркими, цветными — зеленого, голубого, розового различных оттенков, встречались красные, даже фиолетовые. Причем карточки различных категорий — рабочих, служащих, иждивенцев и детей — за один и тот же месяц имели разные цвета.

Что еще важно: до весны 1942 года все карточки носили универсальный характер. По ним можно было купить продукты в магазинах или получить еду в столовой либо сдать их для «котлового довольствия» на предприятиях. А с 15 мая 1942 года по решению Ленгорисполкома стали в массовом масштабе печатать карточки для столовых, и их уже нельзя было отоварить в магазинах.

Кстати, месячный комплект карточек стоил определенных денег. И цена тоже менялась. Если в июле 1941-го по приказу наркомата торговли каждая карточка стоила 10 копеек, то с 1 ноября того же года стоимость возросла до 25 копеек. Таким образом, за ежемесячный комплект из трех карточек ленинградец должен был заплатить 75 копеек.

Как известно, не обходилось без злоупотреблений — хищений по месту изготовления, завышения категории при выдаче, продажи карточек и талонов… Согласно документам НКВД, до апреля 1943 года в Ленинграде были выявлены свыше 11 тысяч человек, «незаконно и излишне получавших карточки».

В жилконторах нередко оформляли карточки на эвакуированных и умерших. Мне блокадники часто говорили: да как такое могло быть, нас же каждый месяц поквартирно переписывали?! Увы, как раз эти списки не сохранились. За три десятка лет работы в архивах я нашла единственный экземпляр.

— Вы говорили о стоимости карточек. Однако в художественных фильмах, посвященных блокаде, о цене чего бы то ни было вообще не говорится…

— Единственное, пожалуй, упоминание о деньгах встречается в фильме «Жила-была девочка», который сняли еще во время войны. Там звучит фраза: «Эти деньги надо отложить на продукты»… Да, бесплатной выдачи продуктов тогда не было.

Хлеб стоил 1 рубль, килограмм сахара — 5 рублей, сливочного масла — 25 рублей, мяса — 12 рублей. Десяток яиц обходился в 6,5 рубля, а литр молока — в 2 рубля 20 копеек. Цена на водку, судя по данным Российского государственного архива экономики, только за первые два года войны выросла более чем в четыре раза. На 1 октября 1941 года литр 40-градусной стоил 21 рубль 20 копеек, в 1943 году — уже 99 рублей 20 копеек. На рынках, барахолках, особенно в самую голодную первую блокадную зиму, цены могли быть выше государственных в сотни раз.

А теперь давайте посмотрим, каким бюджетом могли располагать горожане. Вот данные, которые разыскали сотрудники нашего архива. Средняя месячная зарплата рабочих и служащих в Ленинграде в 1940 году составляла 470 рублей, за годы войны она возросла и в 1945 году составляла 510 рублей (правда, реальное содержание зарплаты упало на 60%).

Однако разброс был достаточно большой. Оклад уборщицы составлял 125 рублей, дворника после повышения зарплаты летом 1943 года — 150 рублей. В документах упоминаются и совсем мизерные доходы — от 31 до 40 рублей в месяц. Это касалось в основном пенсионеров и тех, кто жил на пособия.

Теперь — о расходах. Основными налогами в ту пору были подоходный (его ввели 4 апреля 1940 года), военный (от 29 декабря 1941 года), а также на холостяков, одиноких и бездетных (от 21 ноября 1941 года).

Тех, кто получал меньше 150 рублей в месяц, от подоходного налога освобождали: они платили 10 рублей военного налога и 5 рублей налога на холостяков (если, конечно, таковыми были). Общая сумма основных налогов с граждан, не имевших льгот, при средней зарплате 500 рублей достигала 100 рублей.

Практически обязательной для каждого работающего ленинградца была подписка на облигации Государственного займа. То есть работник заявлял о желании приобрести их на определенную сумму, и в течение десяти месяцев бухгалтерия предприятия, где он работал, вычитала определенную сумму из его заработка. Соответствующая графа была внесена в ведомости на выдачу зарплаты и в лицевые счета. Доход по займам составлял 4% годовых, его выплачивали в виде выигрышей.

В целом же, по данным официальной статистики, удержания из зарплаты рабочих и служащих в 1944 году достигали 40%.

Кстати, что касается цен на промтовары, то их устанавливал наркомат торговли: он регулярно рассылал соответствующие приказы и распоряжения. Городские власти принимали решения только о стоимости товаров, которые производили местная промышленность и кооперация.

— Во время блокады горожане, как и в мирное время, платили за коммунальные услуги…

— Причем и их стоимость росла. Например, с ноября 1943 года ежемесячная плата за воду составила 1 рубль 80 копеек за каждого жильца в квартире — примерно в полтора раза больше, чем до войны. В два раза (с 4 до 8 рублей) подорожала оплата радио.

Жилищно-коммунальные услуги ленинградцы оплачивали по «жировкам» (так раньше называли привычные нам квитанции) в инкассаторских пунктах Ленинградского коммунального банка. Когда первой блокадной зимой сборы резко упали, Ленгорисполком разрешил платить за жилье непосредственно в домоуправлениях. Однако от этого вскоре отказались.

С жильем тоже все было непросто. У тех, кто покинул Ленинград, возникали большие сложности. Если за военнослужащими жилплощадь сохранялась безоговорочно (по крайней мере по закону), то за эвакуированными горожанами — далеко не всегда.

Так, согласно постановлению Совнаркома СССР от 16 февраля 1942 года, ленинградцы, организованно (вместе с предприятиями) выезжавшие из города, теряли свои комнаты и квартиры. А вот довольно многочисленные льготные категории (например, деятели науки, культуры), а также те, кто эвакуировался сам, как правило, сохраняли жилплощадь. Мы совершенно недооцениваем роль управхоза, который был в каждом доме. Именно он предоставлял жильцам комнаты или квартиры. Конечно, решения принимались в райисполкоме, но на местах реально действовал управхоз.