«Самое главное в жизни — победить свой внутренний страх.»
* * *
Вечерело. Моросил мелкий осенний дождь. Витька уныло брел по внезапно посеревшей улице. Холодные капли дождя струйкой стекали Витьке за шиворот, кеды набрякли, тяжело повиснув за спиной. Промокшие ноги в грязных ботинках уже давно шли куда попало, но ему было решительно все равно. Уже больше часа блуждал он под дождем по незнакомым улицам.
Осенние сумерки быстро надвигались на промокший до нитки город. Наконец, споткнувшись о камень, Витька огляделся, пытаясь сообразить, в какую Тьму-Таракань его занесло. Но чей-то неведомый голос снова заставил позабыть его обо всем, назойливо напоминая:
- Иуда, иуда, иуда…
Витьке было всего пятнадцать. Он был обыкновенным мальчишкой. Как и все хватал двойки, сбегал с уроков, дрался, но никто за эти пятнадцать мальчишеских лет не посмел упрекнуть его в трусости, а тем более предательстве.
Для него всегда был примером его отец, старый заводской рабочий.
- Делай, сынок, все так, чтобы не стыдно было людям в глаза смотреть.
Эти отцовские слова Витька запомнил на всю жизнь. Но смысл этой фразы рос вместе с ним. Витька гордился своим отцом и во всем стремился походить на него.
Летом, забросив все мальчишеские игры, он с утра до вечера пропадал на заводе. Ему здесь нравилось, он с удовольствием выполнял все, что поручал ему отец: убирал стружку, чистил и смазывал станки, выполнял самую черную работу. А после окончания восьмого класса все летние каникулы проработал учеником. Но осенью вернулся в школу.
- Нам, конечно, нужны рабочие руки, — говорил отец, сурово глядя в Витькины просящие глаза, — но еще больше, Витек, нам нужны инженеры, специалисты. Так что учись.
И Витька как будто бы заново начал учиться, учиться на совесть. Хотя нелегко это было, много он упустил, не собираясь поступать в институт, все свободное время, пропадая на заводе, то у волейбольной сетки.
Спорт для Витьки, после завода был второй его любовью. И родилась эта любовь тоже на заводе. Витька часто приходил в заводской спортзал посмотреть, как тренируются ребята. Он тайком пробирался куда-нибудь в укромное место и молча наблюдал за стремительной игрой заводских парней, восхищаясь их спортивной ловкостью.
Как ему хотелось быть рядом с ними, но об этом не приходилось и мечтать. Витьке не было еще и пятнадцати лет, он выглядел довольно узкоплечим, долговязым подростком, однако однажды осмелев, он попросил записать его в секцию, заранее уверенный в отказе. Но тренер уже приметил его высокий рост, сильные руки и разрешил приходить на секцию. Особенно его покорило любопытство и настойчивость, с которыми мальчик регулярно приходил в спортзал.
Теперь каждый день после рабочей смены Витька, переодевшись и наспех перекусив спешил в спортзал.
Он тренировался упорно, как говорила мать, до одурения. Уже поздно вечером приходил домой. Ложился и не чувствовал собственного тела. Руки, ноги гудели, а губы счастливо улыбались. Чувство глубокого удовлетворения охватывало все его существо. И на следующей тренировке он выкладывался еще больше.
В школе тоже была секция волейбола. Витька изредка приходил и сюда, но участия в школьных соревнованиях не принимал. На заводе у него была своя команда, свои ребята, которые были ему почему-то гораздо ближе, чем школьные товарищи, которые, кстати, уважали его, но зная что он тренируется на заводе, относились к нему с некоторым холодком, считали его чужим. К тому же недостатка в хороших игроках школьная команда не испытывала, она считалась одной из лучших команд района и не раз становилась обладателем кубков по волейболу.
Холодный ветер подул сильнее, собирая оборванные лохмы серых туч. Дождь заморосил чаще, рассекая тонкими параллелями желтые конусы света уличных фонарей.
Витька зябко поежился…
И вот сегодня в честь дня физкультурника состоялась дружеская встреча сильнейших команд.
Сильнейших…
Сейчас у одного из «сильнейших», Витька криво усмехнулся, часто-часто мигали глаза.
Почему он с самого начала не подумал, что кому-то не понравится выступление за команду завода?! Но что бы изменило это? Ничего.
Он был членом команды завода. Он был частью коллектива, которому многим обязан. Его выступление было равносильно выходу из строя одной детали, без которой мертвым будет весь механизм. Да, именно, механизм.
Сегодня на встрече они работали у сетки, как четко слаженный механизм. Ни одного лишнего жеста, слова, выпада. Витька настолько увлекся игрой, что порой не ощущал ни своего веса, ни рук, не слышал даже собственного голоса. Он чувствовал только мяч, чувствовал не руками, сердцем. Он даже не слышал восторженных криков болельщиков, когда точным изящным движением забил решающее очко.
И лишь одно слово, сказанное зловещим громким шепотом, вернуло его из прострации:
- Иуда, иуда, иуда…
Заверещал судейский свисток. Поздравляли победителей. Витьке жали руку, хлопали по плечу. А он, расталкивая всех локтями, пробивался к выходу. В вестибюле задыхаясь от обиды, рванул с вешалки пальто и выбежал на улицу.
- Иуда, иуда, иуда, — смеялись мокрые уродливые клены во мраке.
- Иуда, иуда, Иуда, — подмигивали наперебой фонари над головой.
- И-уда, … и-уда, — хлюпали Витькины мокрые башмаки.