За деревней, у речушки,
Проживал мужик в избушке,
Жизнь его была не мёд,
Воз забот он в гору прёт,
Да печали гонит прочь,
Он в работе день и ночь,
Жить ему в нужде нельзя,
В тех сыночках радость вся,
У него их трое, в ряд,
Кушать мальчики хотят!
Год за годом так и шли,
Сыновья все подросли.
Вот женился старший сын,
Жизнь у сына без кручин,
Средний сын жену привёл
И работать стал, как вол!
Жёны тоже при делах,
Та работа им не в страх,
А потом они уж в поле,
Нет семье на отдых доли
И, казалось, наконец,
Радуй сердце ты, отец,
Поживай без тех забот,
Наедай большой живот!
Да расстроен был старик,
Прячет он печальный лик,
Младший сын его, Емеля,
Был ленивым в каждом деле,
И любая та работа,
Не совсем его забота,
И жениться ему лень,
В деле он одном кремень,
Сытно, вкусненько поесть,
Да на печь опять залезть,
Сутки спать на печке той,
Чтоб до храпа, на убой!
Так минуло восемь лет,
Как-то осень встала в цвет,
Всех в работу запрягла,
Всем сейчас им не до сна,
Лишь один Емеля спит,
Сны он чудные глядит.
Добрый вышел урожай,
Закрома под самый край,
От излишков вновь навар,
Их сменяют на товар,
А потом уж нет забот,
Отдых зимний к ним придёт.
День базарный наступил,
На базар народ убыл,
Погрузился и отец
С сыновьями, наконец.
Дал Емеле он наказ,
Самый строгий в этот раз,
Чтоб невесткам помогал,
Их ничем не обижал,
А за помощь, посему,
Обещал кафтан ему,
И Емеля был согрет,
Долго он глядел им вслед,
А в деревню брёл мороз,
Стужу жуткую он нёс.
Вмиг Емеля влез на печь,
Сбросил он заботы с плеч,
Той минуты не прошло,
Храпом домик сотрясло.
Да невестушки в делах,
При своих они правах.
Дел по дому пруд пруди,
Да ещё дела в пути.
Наконец, свистульки-трели,
Тем невесткам надоели,
К печке двинулись они,
Слов сдержать уж не смогли:
— Эй, Емеля, ну-к, вставай,
Всяких дел по дому, в край,
Хоть воды нам принеси,
Гром тебя здесь разнеси!
Он сквозь дрёму отвечал,
Им с печи слова швырял:
— Неохота за водой,
На дворе мороз такой,
У самих же руки есть,
Легче вёдра в паре несть,
А тем, боле, задарма,
Не свихнулся я с ума!
Прорвало невесток тут,
В бой они опять идут:
— Что сказал тебе отец,
Помогать нам, наконец?!
Если ты пойдёшь в отказ,
Пожалеешь, знай, не раз,
Горьким выйдет тот кисель,
Про кафтан забудь, Емель!
Тут Емеля заюлил,
Он подарки так любил,
С печки тут же стал вставать,
Словом их давай хлестать:
— Что кричите на меня,
Вишь, уже слезаю я!
Разорались, дом трясёт,
Мертвяка ваш крик проймёт!
Он топор и вёдра взял,
До реки трусцой домчал,
Стал он прорубь ту рубить,
Рот зевотою сушить,
Нет в работе куража,
На печи его душа!
Долго прорубь он рубил,
Чуть не выбился из сил,
Вёдра полны, наконец,
Думку думает, делец:
«Ох, водичка, тяжела,
Руки рвёт мои она!
Только б мне её донесть,
Да на печь скорей залезть»!
Вдруг в ведро Емеля, глядь,
Он чудес не мог понять,
Щука плещется в ведре,
Тесно ей в такой воде!
Вмиг Емеля рот раскрыл,
Удивлён Емеля был:
— Поедим ушицы всласть,
Не дадим добру пропасть,
И котлеток сотворим,
Вечер славно посидим!
Только молвит щука та:
— Из меня горька уха,
И котлетки, знай, горьки,
Боком вылезут они,
Лучше слушай и вникай,
Да на ум себе мотай!
Возвратишь меня домой,
Стану я тебе рабой,
Все капризы, друг, твои,
Я исполню, говори!
А слова мои проверь,
Повторишь их вслух, Емель,
«По хотению Емели,
Без особой канители,
Да по щучьему указу,
Мой каприз исполни сразу»,
А капризам тем, дружок,
И конца неведом срок!
Поражён Емеля был,
Рот он в радости раскрыл,
Щуке верил и внимал,
Глаз со щуки не спускал.
Он и двинул тут же речь,
Слов Емеле не беречь:
— По хотению Емели,
Без особой канители,
Да по щучьему указу,
Мой каприз исполни сразу!
Сами вёдра пусть идут,
Сами к дому путь найдут!
Вдруг издал Емеля крик,
Он ловил счастливый миг,
Вёдра двинулись вперёд,
Без его совсем забот,
Шли тихонько, без труда,
В них не плещется вода!
Щуку в прорубь он пустил,
Вслед за ними припустил.
Вёдра сами ходом в дом
И на место стали в нём,
И Емеля место знал,
Тут же печку оседлал,
Храп он в домике несёт,
Никаких ему забот!
Да невестушки не спят,
Вновь Емелю тормошат:
— Ей, Емеля, ну-к, вставай,
Наруби нам дров давай!
Шлёт Емеля им ответ,
Суеты в нём просто нет:
— Я, извольте знать, ленюсь,
Делать это не возьмусь!
Вон, под лавкой, есть топор,
Да и выход есть на двор!
Те невестки сразу в крик,
Не впервой им мять язык:
— Обнаглел ты уж, Емель,
Зададут тебе, поверь!
Обижать не стоит нас,
Про кафтан за нами глас!
И Емеля шустро встал,
Он подарки обожал:
— Всё, невестушки, бегу,
Отказать вам не смогу,
Нарубить мне дров пустяк,
Вам я, милые, не враг!
Только женщины за дверь,
У Емели шаг не мерь.
Он на печь обратно, шасть,
Речь он тихо начал прясть:
— По хотению Емели,
Без особой канители,
Да по щучьему указу,
Мой каприз исполни сразу!
Эй, топор, скорей вставай,
Поработай, друг, давай,
А потом домой спеши,
Вновь под лавкой той лежи,
А дрова пусть в дом идут,
В печку сами упадут!
Ну, а я вздремну чуток,
Этак, суток так с пяток!
И топорик скок во двор,
Стал рубить дрова топор.
Нарубил он много дров
И под лавку, был таков,
Те дровишки в печку, прыг,
Разгорелись в один миг.
Шло за ночью утро вслед,
В окна брызнул слабый свет,
А морозец вновь на круг,
Стал морозить всё вокруг,
Огонёк дрова съедал,
Без дровишек он страдал.
Вновь невестки кажут лик,
Прут к Емеле, напрямик:
— Ты, Емеля, в лес езжай,
Дров на вывоз запасай,
И в отказ идти не смей,
Нас, Емеля, пожалей,
Коль обидишь нас Емель,
Пропадёт кафтан, поверь!
Он с печи тихонько слез
И на дворик, под навес,
В сани лошадь он не впряг,
Развалился в них, чудак!
Посмеялся тут народ,
Смех по улицам идёт,
А Емеля, в тех санях,
Людям речь явил в размах:
— Эй, людская простота,
Отворяй мне ворота!
Вам, народец, доложу,
По дрова я в лес спешу!
Чудеса народ творил,
Ворота пред ним открыл:
— Ты, Емель, не тормози,
Много дров домой вези!
Запрягайся и в галоп,
Остуди, Емеля, лоб!
Смех волною покатил,
Рот неспешно он раскрыл:
— По хотению Емели,
Без особой канители,
Да по щучьему указу,
Мой каприз исполни сразу!
Эй, езжайте сани в лес,
Там, в лесу, наш интерес!
С места сани сорвались,
По дороге в лес неслись.
Диву дивится народ,
Он чудес сих, не поймёт!
Прикатил Емеля в бор,
Проявил в словах напор:
— По хотению Емели,
Без особой канители,
Да по щучьему указу,
Мой каприз исполни сразу!
Ну-к, топорик, навались,
До семи потов трудись,
И с дровишками, домой,
Я ж посплю часок-другой!
И Емеля вмиг уснул,
В ус себе он и не дул,
А топор был молодец,
Погулял в бору, делец,
Был в работе голова,
Бор пустил он на дрова,
В сани скоренько убыл,
В них топор чуток остыл.
Сани двинулись домой,
Те дрова в санях — горой.
Спит Емеля на дровах,
Спит с румянцем на щеках!
Оказался слух так скор,
Царь узнал про этот бор.
Возмутился он: — Наглец,
Это за свинство, наконец?!
Порубить мой бор в куски,
Вправлю я ему мозги!
Бьёт тревогу царь в набат,
Шлёт за ним своих солдат,
И солдаты, прямиком,
Ворвались к Емеле в дом,
Стали мять ему бока,
Разбудили в нём зверька.
Слёз Емеля не скрывал,
Он слова в кулак шептал:
— По хотению Емели,
Без особой канители,
Да по щучьему указу,
Мой каприз исполни сразу!
Бей их, палка, не ленись
Перед ними не срамись!
С места палка сорвалась,
До солдат тех добралась.
Им, служивым, и не снилось,
Так попасть в её немилость,
И позора им не смыть,
Убегали, во всю прыть,
Синяков сокрыть не смели,
Был доклад их о Емеле.
В гневе страшном государь:
— Он воистину дикарь!
Так избить моих солдат,
Не пойдёт такой расклад!
Во дворец его, к утру,
Битым быть теперь ему!
Да Емеля крепко спит,
В доме храп волной висит.
Вот за ночью, наконец,
От царя к нему гонец.
Офицер тот — мокрый ус,
Испытал он власти вкус:
— Одевайся, жук, скорей
И до царских марш дверей!
Чужд Емеле сильный крик,
Перед ним он кажет лик:
— Царь ваш может подождать,
На указ мне наплевать!
Как на двор придёт капель,
Соизволю к вам я, в дверь!
Возмутился, сей гонец:
— Ты, Емеля, не жилец!
Офицер поднял кулак,
Дал Емеле он тумак,
Пал Емеля вмиг с печи,
Позабыл, где калачи.
Вдруг Емеля стал бледнеть:
— Дам тебе ответ, заметь!
Ты же, братец, офицер
И такой даёшь пример?!
Офицер усы утёр,
Он вступать не хочет в спор:
— Ты ещё и возражать,
Служку царского пугать?!
Я кому сказал, вперёд,
И раскрой попробуй рот!
Тут Емелю бес толкнул,
Он в словах уж не тонул:
— По хотению Емели,
Без особой канители,
Да по щучьему указу,
Мой каприз исполни сразу!
Покажи нам гнев, ухват,
Ты на дело точно хват!
В гневе стал ухват летать,
Служку царского гонять.
Резво он к царю бежал,
Сказ царю в слезах сказал.
Царь готов был вынуть меч,
В гневе он и начал речь:
— Кто доставит, наконец,
Мне Емелю во дворец?!
Дам медальку, посему,
Да деньжат ещё тому!
Вмиг нашёлся хитрый чин,
Говорил с царём один,
До невесток поспешил,
Обо всем их расспросил,
Про кафтан от них узнал
И Емеле клятву дал,
Мол, поедешь ты со мной,
Ждёт тебя кафтан любой,
Да ещё подарков много,
Даст ему он на дорогу!
Тут Емеля и раскис,
На плечах его повис:
— Поезжай-ка ты, гонец,
Без огляда, во дворец!
За себя я поручусь,
За тобою вслед примчусь,
Свой кафтан заполучу
И такой, какой хочу!
Хитрый чин убыл без бед,
Изложил царю секрет,
А Емеля в думку впал,
Он на печке рассуждал:
— Как же я оставлю печь,
У царя там негде лечь?!
Долго он ещё сидел,
Весь от думок тех потел,
Осенило разом, вдруг,
Мысль его пошла на круг:
— На печи поеду, так,
А иначе мне никак,
На ногах своих ходить,
Можно им и навредить!
Слов Емеля не искал,
Он слова в уме держал:
— По хотению Емели,
Без особой канители,
Да по щучьему указу,
Мой каприз исполни сразу!
Поезжай ты, печь, к царю,
А я сон свой досмотрю!
Печка с места подалась,
Вмиг к дороге добралась,
По дороге резво мчит,
Из трубы дымок струит.
Вот примчалось, наконец,
Печка — диво во дворец.
Царь картину эту зрел,
На глазах у всех белел,
Взгляд к Емеле обратил,
Строго с ним заговорил:
— Ты зачем же царский бор,
Запустил под свой топор?!
За поступок, сей дурной,
Ты наказан будешь мной!
Да Емеля не дрожал,
Он с печи ответ держал:
— Всё «зачем», да «почему»,
Я тебя, царь, не пойму!
Ты кафтан мне подавай,
У меня ведь время в край!
Царь открыл мгновенно рот,
На Емелю он орёт:
— Ты, холоп, царю дерзишь,
Раздавлю тебя я, мышь!
Ты опух от сна уж весь,
Полежать надумал здесь?!
Да Емеле не вопрос,
Речь царя из слов-угроз!
Он на дочь царя глядит,
Счастья в нём поток бурлит:
«Ох, красавица, не встать,
Дело нужно мне верстать,
И к царю в зятья попасть,
Захотелось, прямо страсть»!
Развязал он язычок,
Шлёт Емеля слов поток:
— По хотению Емели,
Без особой канители,
Да по щучьему указу,
Мой каприз исполни сразу!
Пусть же доченька царя,
Тут же влюбиться в меня!
И давай-ка, печь, домой,
Во дворце хоть волком вой!
Больно царь до слов охоч,
Вон, на двор ступает ночь!
Из дворца он покатил,
Царь словечки проглотил,
Стал он в гневе зеленеть,
Местью праведной кипеть.
А Емелю печь несёт,
Снега шлейф за ней идёт,
Прикатила печка в дом
И на место стала в нём.
Вот идёт в народ молва,
В каждом доме те слова,
Про любовь царёвой дочки,
Про её бессонны ночки.
Царь ругает денно дочь:
— Я устал слова толочь!
За Емелю не отдам,
Это просто, знаешь, срам!
Дочь не слушает отца,
Ей сейчас не до словца.
Осерчал в момент отец:
— Это дерзость, наконец!
Свадьбе этой не бывать,
Вам наследства не видать!
Слуг он вечером собрал,
Им приказ жестокий дал:
— Нужно им задать урок,
Изготовьте бочку в срок,
В изготовленную бочку,
Посадить такую дочку,
И Емелю вместе с ней,
Им так будет веселей!
К морю бочку ту свезти,
Приговор там привести,
Бочку сразу в море бросить,
Пусть её волнами носит!
Слугам выпал в первый раз,
Исполнять такой приказ,
Но ослушаться нельзя,
Бочек много у царя,
Посему и жалость прочь,
И приказ свершился в ночь.
Бочка скоро на просторе,
Бьёт её волною море,
В бочке той Емеля спит,
Сны свои опять глядит.
Скоро страх его поднял,
Он спины не разгибал,
В темноте и страхе том,
Бил он словом, напролом:
— Кто здесь рядом, отвечай,
Или двину, невзначай?!
Он дыханье затаил,
Голос рядом очень мил:
— Здесь, Емеля, дочь царя,
Не ругай меня ты зря.
Заточил отец нас в бочку
И на том поставил точку.
В море мы сейчас с тобой,
В споре с пагубной волной,
А погибнуть нам, иль нет,
Лишь у Господа ответ!
Вмиг Емеля понял суть,
Он готов исправить путь:
— По хотению Емели,
Без особой канители,
Да по щучьему указу,
Мой каприз исполни сразу!
Налетай же, ветерок,
Чтоб в беде ты нам помог,
Занеси нас в дивный край,
Нас из бочки вызволяй!
Ветер тут же налетел,
Бочку с ходу завертел,
Он её с воды схватил,
Вверх с собою потащил,
Как до берега донёс,
В щепу бочку он разнёс,
И умчался стороной,
Тишь оставил за собой.
Дивный остров встретил их,
При красотах всех своих,
Золотой дворец на нём,
Птиц полным-полно кругом,
А в сторонке та река,
В ивах чудных берега,
Воды реченьки чисты,
Есть берёзки у воды,
А в округе — светлый лес,
Да луга цветных небес,
А Емеля, сам не свой,
Пред царевной молодой.
Он в любви своей горел,
Ей признаться в том посмел,
Да и ей любви не скрыть,
Сердцу надобно любить.
Свадьба длилась три недели,
За столом все дружно пели.
Ел народ и много пил,
Шутки добрые творил,
И невестки те плясали,
И отца не забывали,
Братья тоже веселились,
Все на свадьбе породнились.
Царь покаялся в грехах,
Он ходил два дня в слезах,
Трон Емеле царь отдал,
И ничуть не горевал.
А Емеля, уж царём,
К щучке той явился днём,
Перед ней спины не гнул,
Волшебство он ей вернул.
Десять лет с тех пор прошло,
Ох, водички утекло!
Царь Емеля, видит Бог,
Под собой не чует ног.
Правит сутки, напролёт,
Хорошо народ живёт,
У Емели пять детей,
Пять прекрасных сыновей.
Только, правда, пятый сын,
Уж совсем ленивый, блин!
Есть ещё один секрет,
Пусть его узнает свет!
Царь воздвиг за троном печь,
Да ему на час не лечь,
Коль теперь ты, братец, царь,
То бока свои, не жарь!
А на печь нашёлся спрос,
Держит сын по ветру нос.
Он на печке сутки спит,
Царь на сына не кричит.

Конец