Вручили жизнь и сразу сообщили:
инструкций нет, учиться будешь сам.
Есть некий мир, и ты в нем — сумасшедший,
и вечно будешь слышать голоса.
Они кричат, и криком душат мысли,
пульсируют под кожей в струнах вен,
И где-то в них — твой личный сиплый голос
Не более, чем жалкий муравей.

Вручили жизнь. Сказали, разберешься.
Пойдешь вслепую, в полной темноте.
Пойдешь один, в ладони стиснув время:
оно — твой яд и твой иммунитет.
Решай, как пить — ты можешь сразу, залпом,
… показать весь текст …

А потом удивляются,
что ж ты такой жестокий!
мы же били словами:
не палкой,
кувалдой,
током.
Мы по-своему любим,
по-своему греем душу,
только ты недоволен,
мол,
наши объятья
душат.

Посмотри, как другие:
… показать весь текст …

Раз теряешь кого-то как нитку цепочки, то пускай остается на дне океана. Даже если найдутся слова после точки, крайне редко они исцеляют все раны.

Продолжения фильмов обычно слабее и приносят лишь чувство усталой досады. Вкус надежды хорош, если тешиться ею, игнорируя нотки знакомого яда.

Люди часто уходят за дверь или в небо, и за каждой спиной — пустота и бессилье. Остаешься в стенах молчаливого склепа, где баюкаешь перья поломанных крыльев.

Мы — не ангелы в этом забавном рассказе и не можем подняться сию же минуту. Как однажды цветок вырастает из грязи, так и нам бы держаться того же маршрута.

Но случалось и так, что на месте потери, где обычно под ребра вонзаются иглы, в отпечатках ботинок ушедших за двери ты находишь Себя…

И ты знаешь, что выиграл.

Если сломался, то можно, конечно, просто упасть и смотреть в темноту. Рваные раны длиной в бесконечность будут ползти от груди к животу. Боли утраты — голодные волки, мигом сожрут все надежды на свет. Горсти семян превратятся в осколки, льдом прорастут в непришедший рассвет.

Можно сжимать в кулаках свои мысли — острые бритвы, что режут насквозь, режут глазами предателей-близких, тех, кто не слышит ни криков, ни просьб. Фото их вскоре забьются под ребра,
яд их ухмылок отправится в кровь. Кажд…
… показать весь текст …

Если утром — один, то к обеду — другой. В чемодане полно разновидностей лиц.
Нужно лишь понимать, что за свора зевак — либо топчешь их сам, либо падаешь ниц.
Например, примеряешь себя, как пиджак, и, раскланявшись всем, ожидаешь похвал.
И, быть может, сегодня в попутных ветрах, наконец-то поймешь, где искать свой причал.

Самый страшный кошмар начинается с «я», если снова ошибочно сядешь на мель.
И ветра, столь попутные в беглом «вчера» замолчат, покидая твой дом и постель.
Растворятся слова, что привыкли звучать, и тогда, захлебнувшись своей тишиной,
Понимаешь, что ты — не набор «сделай сам» для того, кому скучно заняться собой.

Настоящее «я» — не в оправе зеркал, не в листве дневников и не в блеске наград.
Не найдется оно ни в чужих похвалах, ни на фото, что тянут вернуться назад.
Настоящее «я» ты найде