Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана.
Испытывал ли я когда-нибудь угрызения совести? Память моя хранит на этот счет молчание.
Я ненавижу людей, не умеющих прощать.
Это благородно — стыдиться лучшего в себе, так как только сам и обладаешь им.
Опасность мудрого в том, что он больше всех подвержен соблазну влюбиться в неразумное.
Лестница моих чувств высока, и вовсе не без охоты усаживаюсь я на самых низких её ступенях, как раз оттого, что часто слишком долго приходится мне сидеть на самых высоких: оттого, что ветер дудит там пронзительно и свет часто бывает слишком ярким.
Лишь теперь я одинок: я жаждал людей, я домогался людей — я находил всегда лишь себя самого — и больше не жажду себя.
Что до героя, я не столь уж хорошего мнения о нем — и всё-таки: он наиболее приемлемая форма существования, в особенности когда нет другого выбора.
Героизм — таково настроение человека, стремящегося к цели, помимо которой он вообще уже не идет в счет. Героизм — это добрая воля к абсолютной самопогибели.
Стремление к величию выдает с головой: кто обладает величием — тот стремится к доброте.
Кто стремится к величию, у того есть основания увеличивать свой путь и довольствоваться количеством. Люди качества стремятся к малому.
Заблистать через триста лет — моя жажда славы.
Те, кто до сих пор больше всего любили человека, всегда причиняли ему наисильнейшую боль; подобно всем любящим, они требовали от него невозможного.
Если ты прежде всего и при всех обстоятельствах не внушаешь страха, то никто не примет тебя настолько всерьез, чтобы в конце концов полюбить тебя.
Одиннадцать двенадцатых всех великих людей истории были лишь представителями какого-то великого дела.
В стадах нет ничего хорошего, даже когда они бегут вслед за тобою.
Вы, любители познания! Что же до сих пор из любви сделали вы для познания? Совершили ли вы уже кражу или убийство, чтобы узнать, каково на душе у вора и убийцы?
Мораль — это важничанье человека перед природой.
Ах, как удобно вы пристроились! У вас есть закон и дурной глаз на того, кто только в помыслах обращен против закона. Мы же свободны — что знаете вы о муке ответственности в отношении самого себя!
Чтобы понадобился тормоз, необходимо прежде всего колесо! Добрые суть тормоз: они сдерживают, они поддерживают.
Нечистая совесть — это налог, которым изобретение чистой совести обложило людей.
Моральные люди испытывают самодовольство при угрызениях совести.
Большинство людей слишком глупы, чтобы быть корыстными.
Не следует стыдиться своих аффектов; они для этого слишком неразумны.
Побороть свой аффект — значит в большинстве случаев временно воспрепятствовать его излиянию и образовать затор, стало быть, сделать его более опасным.
Мы находим у людей одинаковое количество страстей, впрочем по-разному поименованных, оцененных и тем самым разнонаправленных. Добро и зло отличаются друг от друга различной иерархией страстей и господством целей.
Правдивый человек в конце концов приходит к пониманию, что он всегда лжет.
Кому нет нужды в том, чтобы лгать, тот извлекает себе пользу из того, что он не лжет.
Есть много жестокихлюдей, которые лишь чересчур трусливы для жестокости.
Где всегда добровольно берут на себя страдания, там вольны также доставлять себе этим удовольствие.
Давать каждому свое — это значило бы: желать справедливости и достигать хаоса.
«Возлюби ближнего своего» — это значит прежде всего: «Оставь ближнего своего в покое!» — И как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями.
Он научился выражать свои мысли, — но с тех пор ему уже не верят. Верят только заикающимся.
Не через взаимную любовь прекращается несчастье неразделенной любви, но через большую любовь.
Самец жесток к тому, что он любит, — не из злобы, а из того, что он слишком бурно ощущает себя в любви и начисто лишен какого-либо чувства к чувству другого.
Величайшее в великих — это материнское. Отец — всегда только случайность.
Женщина не хочет признаваться себе, насколько она любит в своем возлюбленном мужчину (именно мужчину): оттого обожествляет она «человека» в нем — перед собой и другими.
Женщин лишает детскости то, что они постоянно возятся с детьми, как их воспитатели.
Брак — это наиболее изолганная форма половой жизни, и как раз поэтому на его стороне чистая совесть.
Кто не способен ни на любовь, ни на дружбу, тот вернее всего делает свою ставку — на брак.
Кто сильно страдает, тому завидует дьявол и выдворяет его — на небо.
У язвительного человека чувство пробивается наружу редко, но всегда очень громко.
Есть дающие натуры и есть воздающие.
Всяким маленьким счастьем надлежит пользоваться, как большой постелью: для выздоровления — и икак иначе.
После опьянения победой всегда появляется чувство большой утраты: наш враг, наш враг мертв! Даже потерю друга оплакиваем мы не столь глубоко — и оттого громче!
Если что-то не удается, нужно вдвое оплачивать помощь своему помощнику.
Наши недостатки суть лучшие наши учителя: но к лучшим учителям всегда бываешь неблагодарным.
Одиночество придает нам большую черствость по отношению к самим себе и большую ностальгию по людям: в обоих случаях оно улучшает характер.
Не путайте: актеры гибнут от недохваленности, настоящие люди — от недолюбленности.
Так называемые любезники умеют давать нам сдачу и с мелочи любви.
Мы хвалим то, что приходится нам по вкусу: это значит, когда мы хвалим, мы хвалим собственный вкус — не грешит ли это против всякого хорошего вкуса?
Хваля, хвалишь всегда самого себя: порицая, порицаешь всегда другого.
В каждом сношении людей речь идет только о беременности.
Мы более искренни по отношению к другим, чем по отношению к себе.
Кто беден любовью, тот скупится даже своей вежливостью.
Незаурядный человек познает в несчастье, сколь ничтожно все достоинство и порядочность осуждающих его людей. Она лопаются, когда оскорбляют их тщеславие, — нестерпимая, ограниченная скотина предстает взору.
Он не может владеть собою — и отсюда заключает женщина, что им легко овладеть, и расставляет вокруг него свой аркан; бедняжка, вскоре она будет его рабой.
Снится — или ничего, или что-то интересное. Нудно учиться и бодрствовать так же: или никак, или интересно.
Иного возвышает его характер, но ум его остается несоразмерным с этой вершиной, — бывает и наоборот.
Ни один победитель не верит в случайность.
Какова печать достигнутой свободы? Не стыдиться больше самого себя.
Наиболее остроумные авторы вызывают наименее заметную улыбку.
Лучшим автором будет тот, кто стыдится стать писателем.
Тонкой душе тягостно сознавать, что кто-либо ей обязан благодарностью: грубой душе — сознавать себя обязанной кому-либо.
Против мужской болезни самопрезрения вернее всего помогает любовь умной женщины.
Женщины свободно могут заключать дружбу с мужчиной; но чтобы сохранить её, — для этого потребна небольшая доля физической антипатии.
Во всякого рода женской любви проступает и элемент материнской любви.
Если бы супруги не жили вместе, хорошие браки встречались бы чаще.
Женщины по большей части любят значительного человека так, что хотят его иметь целиком для себя. Они охотно заперли бы его на замок, если бы этому не противостояло их тщеславие: последнее требует, чтобы он и другим казался выдающимся человеком.
Убеждения суть более опасные враги истины, чем ложь.
Гораздо чаще кажется сильным характером человек, следующий всегда своему темпераменту, чем следующий всегда своим принципам.
Многие упорны в отношении раз избранного пути, немногие — в отношении цели.
Сорадость, а не сострадание создает друга.
Никто теперь не умирает от смертельных истин: существует слишком много противоядий.
Все необъясненное и темное кажется важнее объясненного и светлого.
Всё имеет два лица: одно увядает, другое расцветает.
Думай о мире, как будто время прошло: и все кривое тебе покажется прямым.
Для познающего прекращается всякое право собственности.
Правда причиняет боль, потому что она разрушает веру… не в себя.
Обладание правдой не страшно, но скучно, как всякое обладание.
Оплодотворять прошедшее и рождать будущее — вот чем должно быть настоящее.
Так вот каково влечение маленьких душ: они льстят великому, чтобы сесть за столом рядом с ним.
«Должен» для большинства звучит приятнее, чем «хочу». В их ушах сидит ещё стадный инстинкт.
Равенство всех — самая вопиющая несправедливость, так как при этом величайшим людям приходится становиться слишком малыми.
Толпу надобно силой вести к разуму и бичевать её ради её собственной пользы.
Холостой выстрел может испугать храброго, может не испугать и большого труса.
Полезно — только средство; цель всегда — приятное!
Не польза, а труд дает ценность: благородный результат продолжительной работы.
Я пришел вам помочь, а вы жалуетесь, что я не хочу плакать с вами.
Есть два пути избавить вас от страдания: быстрая смерть и продолжительная любовь.
Вместе с местью надобно было бы забыть и благодарность, но не любовь.
Совершенный человек приносит пользу без всякого намерения, так же, как и вредит без всякого намерения.
Кто хочет найти самого себя, тому придется долго считать себя потерянным.
В темноте чувствуешь время иначе, чем при свете.
В уважении ещё боле несправедливости, чем в презрении.
Легче простить врагу, чем другу.
Люди делятся на таких, которые способны к страшному деянию, и на таких, которые не способны к нему.
Наши самоубийцы обесславливают самоубийство!
Почти в каждом живущем сидит паразит.
Есть жесткость, которую можно понимать как силу.
Ревность есть самая духовная страсть, и все-таки величайшая глупость.
Пугаются при представлении быть неожиданно испуганными.
Продолжительные и сильные физические боли создают тирана.
Иной находит свое сердце не раньше, чем… потеряет голову.
Лукавые люди бывают обыкновенно простые, а не сложные натуры.
Невидимые нити связывают сильнее всего.
Самая глубокая любовь — та, которая не знает своего имени и спрашивает: «Не ненависть ли мне имя?»
Великая любовь не требует воздаяний и вознаграждений: в море великой любви тонет всякое воздаяние.
И в ненависти есть ревность: мы хотим иметь своего врага исключительно для себя.
Иметь врагов — древнейшая привычка человека, а следовательно, и сильнейшая его потребность.
К другим мы часто бываем искреннее, чем к самим себе.
Желаний хочу я и только желаний: и вместо исполнений — новых желаний.
Лучшая маска, какую только мы можем надеть, это — наше собственное лицо.
Для очень одинокого и шум составляет утешение.
Не людей, а «человека» любит одинокий: и если эта любовь к человеку накопится чрез меру, она прорывается как поток, захватывая всякого человека, все равно — врага или друга.
Когда поднимается непогода, укладывай свои решения спать.
Материнство достойно уважения. Отец — всегда только случайность.
Невозможно найти другую книгу, которая учила бы нас так многому, как та, над которой работаем мы.
Женщины чувственнее мужчин, но они меньше знают о своей чувственности.
Потребность во взаимной любви — требование не любви, а гордости и чувственности.