ЗНАХАРИ И ЛЕКАРИ

С шипением закрылись створки дверей электрички, и она, с воем набирая скорость, скрылась в пелене метели. Полустанок, знакомый с детства, казался неуютным. Единственный фонарь тускло сеял свет, очертив пятачок под собой и наполовину оторванный плакат — «С новым 1985 годом».
Хлопья снега, пролетая под ним, отбрасывали причудливые тени. Попутчиков не было, с электрички сошел только он. Ленька едва отыскал тропинку — спуск с насыпи, и приободрив себя веселым свистом, двинулся в сторону поселка.
Можно было, конечно, остаться в общежитии и ехать утренней электричкой, чтобы добраться до поселка засветло, но гордость за себя распирала грудь, торопила его домой, поделиться радостью с родителями — очередная сессия позади!
Все экзамены — на «отлично», значит, будет стипендия, а это очень даже хорошее подспорье для студента-медика из глубокой провинции, родители которого могут помочь разве только продуктами с собственного огорода.
А метель — подумаешь, метель. Да он дорогу до дома с закрытыми глазами найдет! Всего-то километр с небольшим от полустанка. Этот километр он будет помнить всю жизнь…
Дорогу перемело основательно. В общем-то, ее не было. Угадывалась под ногами твердая поверхность от грейдера, изрядно занесенная слоем снега. Нащупывая ногами дорогу, в полнейшей темноте, слыша только завывание ветра в ветвях голых берез, он медленно продвигался по направлению к поселку.
К вечеру подморозило, и летящий с неба снег скользил по некрепкому еще насту. Ленька пару раз терял дорогу, приходилось возвращаться, отыскивать ее. В коротенькие сапожки набился снег, пальцы ног заледенели. Демисезонное пальтишко, укороченное по моде, не спасало от холода.
Через час он понял, что окончательно потерял дорогу. Если б улеглась метель, то он в сотне метров от себя увидел бы огни поселка, но летящий снег плотной пеленой скрывал светящиеся окна, а вой ветра заглушал звуки.
«Главное — не паниковать! — убеждал он себя, — Метель не может длиться вечно». Но силы понемногу оставляли его. Привалившись спиной к березе, он решил передохнуть. Минутку. Чтобы собраться с силами…
Сквозь вой ветра он услышал яростный визг. Чтобы определить его источник, надо открыть глаза. Они не открывались, да и желания особого не было. Тупое безразличие овладело им.
Визг, не прекращаясь, бил в ухо. Что-то острое полоснуло по щеке. Потом еще раз. С трудом он разлепил смерзшиеся веки и осмотрелся. Кот! Огромный черный котище сидел напротив и беспокойно наблюдал за ним. Ленька потянулся было к нему, но тот, взвизгнув, отступил и, оглянувшись на Леньку, растворился в темноте.
— Эй! Стой! — прохрипел Ленька и, с трудом поднявшись, двинулся за котом.
Шаг. Еще шаг. Впереди вновь мелькнуло черное тело. Через несколько шагов он выбрался на твердую поверхность дороги, а еще через некоторое время услышал лай деревенских псов и увидел желтые огни окон.
Кот то появлялся, то исчезал вновь, но явно вел его за собой. Ленька послушно следовал за ним, опасаясь потерять из вида. Наконец он увидел кота под фонарем, на крыльце деревенского фельдшерского пункта. Окоченевшими руками он отворил входную дверь, кот скользнул внутрь первым, следом за ним ввалился Ленька…
— Заночуешь здесь! — тоном, не терпящим возражений, произнес дядя Миша — деревенский фельдшер. — Рука поморожена, это ничего, отойдет. Переохлаждение организма, вот что страшно. Ты ведь сам — будущий врач, понимать должен. Не приведи Господь — пневмония! Так что, ложись на кушетке. Одеяло принесу. Утро вечера мудреней. К утру, глядишь, метель утихнет, там по твоему состоянию решим, что да как.
— А Вы как же, дядя Миша?
— А я у себя в кабинете заночую. За стеночкой, в процедурной, Никитична отдыхает. Прихватило сердце у конкурентки моей, — усмехнулся старик. — Сейчас под капельницей лежит. Как дорогу расчистят — в район ее отправлю. А пока пусть здесь, под наблюдением все-таки.
Никитична — древняя бабушка. Кто называл ее знахаркой, кто — травницей, а кто и вовсе — колдуньей. И хоть в селе стараниями дяди Миши не прекращал работу фельдшерский пункт, но люди, особенно те, кто постарше, время от времени обращались за помощью к ней. Она лечила людей травами, не отказывала никому. Ходили слухи, что и дядя Миша обращался к ней за советом.
— Дядя Миша, — Ленька поднял голову, — это ваш кот тут ходит, черный такой?
— Нет. Это Никитичны кот. Он всегда с ней. Даже здесь хозяйку свою оставить отказался.
— Это он меня нашел, когда я замерзал. И сюда привел, — признался Ленька.
— Так этот он тебе щеку оцарапал? Я — то думал, что ты в лесу, об ветку. Молодец котофей! Расшевелил тебя, иначе бы так и замерз…
Ночью Ленька проснулся от негромкого стука в стену. Открыв глаза, он увидел сидящего рядом, на кушетке, кота. Того самого. Черного. Желтые его глаза не мигая смотрели на Леньку.
Увидев, что тот проснулся, он призывно мяукнул и, спрыгнув на пол, пошел к приоткрытым дверям. После случившегося сегодня, Ленька полностью доверился коту. Тот привел его в соседнюю комнату, где на кушетке, такой же, как у Леньки, лежала Никитична.
Дышала она тяжело, полуприкрытые глаза внимательно наблюдали за ним. Кот вспрыгнул на кушетку и, усевшись в изголовье хозяйки, не отводил от нее взгляда.
— Леня, ты? — тихо простонала Никитична. — Матвея сынок?
— Я, бабушка, — Ленька робко присел на стоящий рядом стул. — Не надо бы вам говорить. Отдохнули бы лучше.
— Успею еще… Спросить хочу — долго ли тебе учиться на врача?
— Еще два года, бабушка. Потом — распределение, пошлют работать в больницу, опыта набираться.
— Нет, Леня, — Никитична дышала так же трудно. — Ты здесь будешь работать. Михаил на первых порах тебе поможет. Потом сам будешь людей лечить. Дай-ка мне твою руку…
Она взяла его ладонь в свою и будто бы заснула. Сколько прошло времени, Ленька не осознавал. Он находился будто бы в трансе. Наконец Никитична облегченно вздохнула и открыла глаза.
— Все, Леня, — произнесла она. — Все, что знала — все твое. Пригодится тебе. А теперь, открой форточку. Душно стало.
Кот беспокойно следил за действиями Леньки и, когда тот потянулся к форточке, с визгом вцепился ему в руку, препятствуя.
— Не сметь открывать форточку! — услышал Ленька за спиной твердый голос дяди Миши. — Ты что это надумала, Никитична? Не пришло еще твое время. А ты, Ленька — марш в постель!
… Через несколько лет рассказал ему причины своего поведения дядя Миша, навещая Леньку, теперь уже Леонида Матвеевича — уважаемого в селе и окрестностях врача.
— Бывает так, Леня, что душа не может проститься с телом. Тогда открывают форточку. И все… Может, выдумали это люди, но в моей практике такое случалось. А Никитична, смотри, по сию пору на ногах! Помощница твоя.
— Ноги подними, Михаил! — строго отчитала его сухонькая, но подвижная Никитична, санитарка врачебного пункта, начисто подтирая пол в кабинете. — Грязищи-то натащил!
Черный кот, сопровождающий ее повсюду, с осуждением посмотрел на фельдшера.
— Идемте-ка, мужики, чаю попьем, — пригласила она. — Я свежий заварила, с чабрецом. Все равно посетителей нет, Леонид Матвеевич всех вылечил! — с ворчливой ноткой в голосе ворковала старушка.
— Скажи, Никитична, — прихлебывая душистый чай, интересовался Леонид, — В ту ночь, помнишь, кот твой меня нашел едва живого. Как он почувствовал меня?
— А это ты сам у него спроси, — смеялась Никитична.
А кот лукаво смотрел на врача, полуприкрыв желтые глаза.
— И еще хотел спросить. После той ночи у меня открылся талант диагноста. Чувствую боль людей, знаю — что болит и знаю, отчего. Ведь не само собой это у меня появилось. Как?
— Слова какие-то мудреные говоришь, Леонид, — сердилась Никитична. — Ладонями чувствуешь? Чем ближе, тем сильней?
— Да, — удивился врач. — Откуда Вы знаете?
— Откуда ж мне чего знать? — пожимала плечами Никитична. — Это вы с Михаилом — врачи, люди ученые, знаете. А мы с котофеем моим — знахари, только чувствуем. Чувствуем чужую боль и помогаем людям. И кто от кого перенял это умение, уже и не вспомнить. То ли я от него, то ли наоборот…