Обычным утром первого числа, обычным утром, только слишком тихим, когда отбарабанили шутихи, и во дворе дремота проросла, он вышел не спеша убрать бардак. Убрать останки праздничных салютов. Смотрели окна равнодушно-люто: чужое горе точно не беда.
Он вычистил обиду и вражду, подмёл обрывки вялых разговоров с энтузиазмом городского вора, давно не подлежащего суду. Он прихватил подробности бесед и корки неизбежных мандаринов. И небо было взбитая перина, и снег летел, засахарен и сед.
Обычным утром недоволшебства, обычным утром сотворения мира, когда зима со злостью конвоира опомнилась, стабильно нетрезва, он снова вышел в зиму без людей, уснувших в наших северных широтах. Он вроде человеческой породы, угрюмый ангел, звёздный прохиндей.
Довольный кот увидел из-за штор, как дворник смёл скупые своды правил. Но всё-таки он что-то нам оставил. Попробуй, кстати, догадаться, что. А миру снилось — маленькая тень его считала никуда негодным. А мир проснулся чистым и свободным. И наступил восьмой морозный день.