Погибшим журналистам редко ставят памятники, в честь них практически не называют улицы. 15 декабря — это тот день, когда мы, коллеги, должны обязательно помнить об их подвиге, о том, что они сделали для нашей профессии.

Как-то мама погибшего в Цхинвале майора Дениса Ветчинова, благодаря которому я остался жив, сказала зубодробительно точные слова: «Пока мы чувствуем боль, мы остаемся живыми. Пока мы чувствуем чужую боль, мы остаемся людьми». Это очень важно сегодня — оставаться людьми. И я чувствую эту совсем не чужую для меня боль каждый раз, когда приезжаю на троекуровское кладбище, на могилу фотографа МИА «Россия Сегодня» Андрея Стенина и неизменно встречая там его маму.

С Андрюхой вместе мы работали в Ливии, в Египте, в Сирии, и, конечно, в Донбассе. Я помню тот день, когда убили ребят в ВГТРК. Мы находились в заблокированном Славянске, в моем гостиничном номере и раз за разом рассматривали страшные кадры из-под Луганска. Андрей просил их поставить вновь и вновь.

— Что ты там хочешь увидеть, Андрюха? — спросил я его.

— Я хочу понять, что они сделали не так, чтобы избежать этого в будущем.

Андрея не стало спустя два месяца. Мы нашли его останки через две недели после убийства. Я стоял на этом поле, где стояла его сожженная машина, смотрел на следы от протекторов и пытался понять, что он сделал не так. Но, как и в случае с Антоном Волошиным и Игорем Корнелюком, я не нашел фатальных ошибок. Они просто выполняли свою работу, которая, так сложилось, сопряжена с риском для жизни. Как Максим Фомин и Дарья Дугина. Как Ростик Журавлев и Боря Максудов.
Часто говорят, что ни один кадр не стоит человеческой жизни. Но заранее невозможно предугадать, какова будет цена твоего кадра. Сегодня мы не в силах изменить случившегося с нашими коллегами, но мы обязаны помнить, за что они отдали свои жизни.

«Хотел, чтобы знали», — так написано на надгробной плите Андрея Стенина.