С утра мело. Потом до вечера мело.
Как будто нет на свете правды, кроме снега.
Такая вышла тишина, такая нега, такое небо. Стало городу мало его изношенно-любимое тряпьё кривых балкончиков, лохматых штукатурок.
Пусть наступают времена изящных турок. Пускай шкатулка музыкальная поёт: возможно многое. Волшебное. Почти.
Что невозможно — может, в принципе, не надо. Стекло троллейбуса узорами пернато, богато знаками — пожалуйста, прочти. И те поэты, до которых не дорос, спустились сдуру прогуляться в белом парке.
И у волшебника закончились подарки, а без подарков он фальшивый Дед Мороз, а без подарков он вполне нормальный дед. Забавно шмыгая, по-кроличьи моргая, дедуля скажет: возвращаюсь, дорогая. Да у меня вообще другой менталитет.
Найдет за пазухой отвергнутый варган, повысит голос: натерпелись, мол, доколе. Теперь я, кажется, весёлый дядя Коля, а не какой-то безымянный старикан.
Теперь я, видимо, маэстро водных лыж. Курю табак. Держу собак. Ловлю марлина.
Моя дражайшая супруга Ангелина весьма строптива, но пугливая, как мышь. Боится — сгину, ненароком пропаду. Вот если нет меня — кто явится с повинной? Стараться бестолку — прекрасной половиной не одобряется шатание по льду. Ещё по вторникам неджентельменский клуб. Одни свои. Сильвестр, Крампус, Йоулопукки. Бывает, в карты даже режемся. От скуки.
Вожжа под хвост — видавший лучшее тулуп вдруг дядя Коля достаёт из сундука: опять метёт. Дороги где-то заметает. Пожарь, родная, на прощание минтая. Я скоро буду. До свидания. Пока.
Берёт билет, и наконец, предавшись сну,
меняет статус, посылает фотки клубу и обязательно отращивает шубу (и никогда не забывает про жену).
Хотя в конечном результате входит в роль, уже поверив сам в себя, иначе скверно. Вот бородатость возникает соразмерно. Вот для мешка пора придумывать пароль.
Тоскует хижина на дальнем берегу. Рыбак, насвистывая вальс, выходит в море.
***
А ты, замерзший в этом северном миноре, стоишь и слушаешь (у вечности в долгу), какая музыка сквозь трещины течёт. Сверкает месяц, словно сабля у аварца. И обстоятельства — куда же им деваться — чуть снисходительно берут тебя в расчёт, и дядю Колю (лет не более трёхсот). На нём кредиты нескончаемых доверий. Подумай — ты сидишь в стеклянной полусфере, и дядя Коля тебя изредка трясёт.