Рахиль Петровна сделала зятю царский подарок — преставилась. Что было в высшей степени неожиданно. Её сторонился маразм, боялся Альцгеймер, а гриппы-простуды предпочитали не замечать: знали, что не по зубам. Сухопарая, без единого седого волоса, Рахиль Петровна от двух братских народов взяла всё самое выдающееся: от отца-сибиряка рост, от мамы-еврейки нос.
Зятю, Борису Григорьевичу, она напоминала большого пеликана. Даже боязно было, иногда казалось, что сейчас подойдёт и долбанёт клювом-носом по лысине в венчике легкомысленных кучеряшек. Маму жены уважал и ощутимо побаивался. Могла так приложить словесно, что немедленно хотелось утопиться в унитазе. Ибо после её словесной выволочки чувствовал себя субстанцией, которой в унитазе самое место.
Честно говоря, думал, что кончину тёщи будет отмечать с бутылкой дорогого коньяка, походом в стриптиз-бар и полным расслабоном.
Жизнь с Рахиль Петровной была не то, чтобы адом. Но на филиал чистилища тянула стопроцентно. Умная, желчная, в грош ни ставила никого. Ни мужа покойного, ни зятя. Говорила то, что думала. Каждый день — словесные баталии. Угадайте победителя. Моменты, когда у Бориса Григорьевича с тёщей выходила «ничья», были для него поистине праздничными.
А вот сейчас праздника в душе не ощущал. Совсем. А глядя на покрасневшие глаза жены Анны Яковлевны становилось стыдно за такие мысли. Вот за супругу был благодарен! Красавица с ангельским характером. Коса волнистых волос толщиной в руку, огромные антрацитовые глаза и голос. Нежный, убаюкивающий. А уж по контрасту с материнским — песня сирены, да и только.
Жене оставил мелочи, все хлопоты взял на себя: ресторан, похоронное бюро, транспорт. Супруга, всхлипывая, по телефону обзванивала родственников, знакомых, коллег Рахиль Петровны.
Крутясь, как мартовский зайчик, вдруг поймал себя на мысли, что ему НЕ ХВАТАЕТ вредной старушенции. Её подначек. Убийственного юмора. И что уж там, дельных советов.
Как оказалось, не ему одному.
Тёща была юристом со знаком «премиум». Штирлиц юриспруденции: умна, как бес, честна, как ангел и потрясающе везуча. А уж опыта — в пещере Али-Бабы не поместится!
Коллеги, а их было немало, вспоминали старуху с теплотой и благодарностью. Почти каждому помогала советом. А в юриспруденции вовремя данный совет — залог успеха. И карьеры. Если совет дельный.
Глава агентства сидел потерянный. Рахиль Петровна до сих пор работала консультантом. В свои 86. И лучшего спеца у него не было.
Друзья (вот уж не думал, что у желчной бабки они есть) плакали. Могла быть не только стервой. Скупа на слова и утешения, щедра на помощь. Деньгами ли, консультацией. Да просто зайти кота покормить, если хозяева в отъезде. Борис Григорьевич слушал и удивлялся. Вот уж не представлял тёщу в образе доброй самаритянки. Совсем. Просто столько выпить было не под силу.
Прощание с усопшей, поминки. Когда все начали расходиться, господин в чёрном костюме и с красным портфелем попросил уделить несколько минут. Борис Григорьевич его не узнавал. Кто таков? Друг? Коллега?
— Позвольте представиться, Самуил Зиновьевич Штолльман, адвокат покойной.
— Адвокат?
— Совершенно верно. Позвольте огласить завещание.
Борис Григорьевич слушал монотонный голос поверенного и глаза заволакивала красная пелена. Хмель выветрился в секунду. Если бы можно было умереть от злости, мужчина был бы уже на небесах.
— Профурсетка! Карга! Старая задница! — орал, не сдерживаясь и не стесняясь. Жена испуганно отскочила, таким супруга не видела никогда. Не подозревала в муже такого накала чувств и запаса ругательств.
Милейшая Рахиль Петровна завещала зятю и дочери десять миллионов рублей. Почему, а?! Сейчас, а не тогда, когда его бизнес чуть не сдох? Когда он сам ремонтировал, тюнинговал эти долбанные спортивные авто, экономил на еде. Да что там, трусов жене лишних не мог купить! Обратился к родственнице, на всю жизнь запомнил. Как дерьмом облила;" Сам залез в эту, кхм, ситуацию, сам и вылезай!"
Вылез. С мясом, кровью, но вылез. Но как были нужны эти деньги! Тогда!!!
Анна Яковлевна, мудрая женщина, поднесла мужу три стопаря водки и вызвала такси.
Ночь Борис Григорьевич провёл беспокойно. Снилось, что тонет в купюрах, а Рахиль Петовна всё сыпет и сыпет их из мешка. С криком проснулся.
Спиртного дома обычно не водилось. А похмелье било по башке, как молотобоец в кузне по железной болванке. Охая, поплёлся в ближайший ларёк за пивом. Жена спала. Заботливо укрыл одеялком и легонько, чтобы не разбудить, поцеловал.
Пивас! Как много в этом звуке для сердца русского слилось! Первые два глотка показались живой водой, нектаром, манной небесной. Короче, бутылка ушла на «ура».
К подъезду шёл, ощущая себя живым человеком. В почтовом ящике белело письмо. Для него. Открыл и сел, прямо на ступеньки. Письмо было от Рахиль Петровны:
«Привет, лысый шибздик! Если читаешь письмецо, то я уже того, там, куда, небось, мечтал спровадить. Завещаньице читал? Конечно! И посылал меня на., к…, в… Мог бы и не трудиться, везде была, везде привечали.
Но ты ж мужик неглупый. За дурака Аню свою ни в жизнь бы не отдала. Сам должен понимать — дай я тебе денег, кем бы стал? Во что превратился?
Знаю, что на пределе сил жил. Знаю, что из такой трясины дело своё вытянул! Уважать тебя стала. А я мало кого в жизни уважала, ты- то в курсе.
Зато сам понял, чего стоишь. И чего друзья твои стоят, что вмиг разлетелись, как вороны. Вспомни, скольким вещам научился. А как новых клиентов искал, сделки заключал? Моё тебе юридическое „браво!“ Мужиком ты стал, Боря. Настоящим.
А так остался бы зятем Рахиль Петровны. Разницу улавливаешь? Кстати, в курсе, как первую крупную сделку провернул. Как эту корову Маргариту охмурил. Не боись, молчала столько лет. А уж теперь точно никому не расскажу.
Прощай, целоваться не будем. И прости, если что не так.»
Борис Григорьевич сидел на ступеньках и улыбался. Тёплая волна поднялась в груди. Вот уж не думал, что когда-нибудь скажет это.
— Спасибо, тёща!