Петр Андреевич не ел ничего мясного уже несколько дней. Снабжение неликвидными хот-догами из ларька за углом прекратилось неожиданно и резко, и, что было самым обидным, по инициативе самого Петра Андреевича.
Все было прекрасно еще пару недель назад, когда выпечкой торговала Лариса, спокойная дородная женщина лет шестидесяти, навевавшая ностальгические мысли о фотографиях советских продавщиц из книги «О вкусной и здоровой пище».
Тогда, по неоговоренной, но свято соблюдаемой обеими сторонами традиции, ровно в 22.00 Петр Андреевич подходил к квадратному окошку с желтой надписью «Закрыто» на белой картонке, приставленной к заляпанному маслянистыми пятнами стеклу, и деликатно покашливал три раза.
В ответ на условный сигнал окошко приоткрывалось со скрипом ставень избушки Бабы-Яги, и оттуда доносилось мелодичное:
— Добрый вечер, Петр Андреич!
— Гутен абенд, дражайшая Лариса Ильинишна!- зачем-то пристукивая одной пяткой о другую чеканил бравый посетитель. — Как ваше драгоценное? Выглядите просто чудесно! Эх, был бы я моложе…
— Спасибо, не жалуемся, — отвечала продавщица, отирая тыльной стороной ладони пот с усталого добродушного лица, — как сами-то, не мерзнете?
— Кхе, нас, гусаров, холод не берет! Мы ишо ого-го!- подмигивал Петр Андреевич, но, заметив предательское дребезжание голоса, снова деликатно покашливал и, поправляя вполне еще сносного вида синюю ветровку с броской надписью «Abbidas» на груди, деловито осведомлялся: — Ну, что там у нас сегодня?
— Вот…- теплая рука с шершавой ладонью протягивала небольшой черный пакет, — осталось со вчера.
— Данке Шон!
— И еще…
— A? — с готовностью отзывался отошедший на традиционные пару шагов старик, — забыли чего?
— Тут есть немного недоеденных, собачкам, — непонятно почему розовея от смущения мямлила Лариса, — может вы…
— Собачкам?- на секунду задумывался Петр Андреевич — отчего ж не собачкам? Чем пропадать-то…давайте, унесу, чай не слабосильный!
После передачи очередного пакета и обмена любезностями, Петр Андреевич полубравой походкой заходил в подъезд, опускал плечи, и медленно поднимался на второй этаж к обитой дермантином двери под номером 11.
— Ну что, вот я и пришел, — кряхтел он, глядя на понуро висевшие в коридоре оленьи рога. — Вот, значится, с добычей.
Продолжая по давней привычке вести диалог с каким-то только ему ведомым собеседником, он обычно проходил в комнату, доставал с нижней полки пыльного чешского серванта 15 томик собрания сочинений Владимира Ильича, заботливо спрятанный на втором ряду среди таких же ладных собратьев аккурат за потрепанным «Декамероном», и пересчитывал свои сбережения. Все 50 с гаком тысяч, отложенные на похороны.
-41, 42, 43… шевелил он губами под мерное тиканье стоящих на серванте часов, — 50, 51,52 !- самодовольно провозглашал Петр Андреевич, когда ему удавалось добавить к своему счету 1- 2 тысячи с пенсии.
— Что, съела? — радостно похлопывая себя по бедру, говорил он стоявшей у часов маленькой желтой фарфоровой белочке с орехами в лапках, — То-то же. Мы тоже запасаться могЕм.
После чая со слегка зачерствевшими остатками хот-догов Петр Андреевич ложился не спать до утра, о чем-то ворочаясь на диване и представляя себе суету последующего дня с утренним походом в поликлинику, все более тягостными гигиеническими процедурами, магазинными дрязгами у кассы «Пятерочки», оплатой счетов, придуманных для «этих самых олигархов» и просмотром телепередач на старом цветном «Рубине».
Все было как всегда.
До того самого злополучного вечера, когда в ответ на три негромких «кхм» заветное окошко даже не подумало приоткрыться.
-Кхе-кхе, — чуть громче повторил Петр Андреевич, уже начиная беспокоиться, — Лариса Ильинична!
Ответа не последовало и мужчина робко придвинулся поближе к замызганному стеклу, намереваясь постучать, как вдруг окно с треском распахнулось само, движимое тонкой рукой с неестественно длинными коричневыми ногтями, на кончиках которых красовались желтые стразы и причудливые узоры.
-Ты, что ли, Петька будешь?
Петр Андреевич настолько опешил, загипнотизированный созерцанием невиданных ногтей, что не сразу понял, кому был адресован голос.
-Оглох, что ль? Вот пакет, Лара говорила, что заявишься, велела передать, держи.
Петр побледнел. Выдохнул. Глубоко вдохнул. Покраснел. Зачем-то ощупал выпуклую надпись с китайским логотипом на ветровке.
«Петька!»
-Во первых, настоятельно попрошу мне не тыкать, — медленно начал он. Боль, неожиданность, стыд и гнев вызывали давно забытое ощущение прилива крови к лицу и покалывания в пальцах.- Во вторых, я Вам не Петька, а Петр Андреевич.- В третьих, — продолжил он, с радостным удивлением отмечая отсутствие тремора в голосе, — Вы…
— Ишь ты, гордый какой!- прервал его монолог визгливый окрик.- Не тыкай ему. Объедки таскать мы не гордые, а тыкать нам нельзя. Рвань чертова! А не пойти ли ТЕБЕ…
-Дура!- неожиданно для самого себя выкрикнул Петр Андреевич прямо в холеное злое лицо новой продавщицы, высунувшееся в запале прямо в окошко. — Дура малолетняя! Не нужны мне твои подачки!!!
Он выпрямился, отвернулся и быстро зашагал к подъезду.
Крики за его спиной резко стихли после слова «малолетняя», поскольку сорокалетней сменщице приболевшей Ларисы Ильиничны пришлось отвлечься на разглядывание своего отражения в мутное окошко.
Забежав на второй этаж, Петр Андреевич дрожащими от напряжения руками открыл замок, забежал на кухню, вытащил из буфета початую бутылку «Славяновской» и залпом отпил несколько глотков.
— Петька… ты что ли… заявишься, — бормотал он…- Дрянь, тварь, сучка малолетняя, — продолжил он уже в комнате, обращаясь к белочке, протягивающей ему фарфоровый орех, — меня, ветерана труда… Все вы, бабы, суки, твари продажные, все вы…
Подбежав с серванту, он схватил белочку трясущимися пальцами, подбежал к окну и примерился швырнуть статуэтку в открытую форточку. С улицы донесся звонкий женский смех. Рука замерла в воздухе. Петр Андреевич сник, безвольно упал на стоящий у окна продавленный диван и беззвучно затрясся от плача без слез.
Вот уже несколько дней он не ходил мимо злополучного ларька, мужественно откладывая дежурные пару тысяч и сидя на гречке с молоком и яичнице.
А сегодня в очереди в «Пятерочке» какая-то миловидная девушка лет двадцати пяти как-то очень вежливо и тепло, без высокомерно-унизительного слова «дедушка» сказала ему на кассе: «Проходите вперед, пожалуйста, у меня только вода». И улыбнулась.
Окрыленный, он позабыл об обиде последних двух недель и о новом маршруте к дому, мимо ларечка с выпечкой.
Очнулся он уже почти около подъезда, когда ненавистный визгливый голос кинул ему вслед:
— Дорогу его величеству Петру Андреевичу! Их величество направляются в ихнию резиденцию, трапезничать объедками!
Мужчина на мгновение застыл. Затем он спокойно зашел в подъезд, поднялся в квартиру, подошел к серванту. Отодвинув в сторону стекло со следами пальцев, он непривычно резким движением отшвырнул видавшего виды Бокаччо на диван, вытащил томик Ленина, вынул из него аккуратную пачку тысячерублевок, и, зажав их в руке, твердо посмотрел водруженной на свое прежнее место белке в глаза.
-Я ей покажу, — зловеще пообещал он прямо в ошалевшую от недоумения мордочку, и, не говоря больше ни слова, выбежал из квартиры, победоносно хлопнув дверью.
Прошмыгнув мимо ларька, он быстрым шагом дошел до остановки, откуда направился в один из торговых центров их небольшого городка. Здесь, с трепетом представляя себя Золушкой древнейшей профессии из какого-то полузабытого голливудского фильма, Петр Андреевич спустил тридцать тысяч на относительно приличный костюм, пару рубашек, услуги парикмахера и чувство глубокого удовлетворения при общении с услужливыми консультантами и наблюдении своего отражения в зеркале.
Этот импозантный пожилой мужчина ему определенно нравился.
— Облизали с ног до головы,-самодоводьно сообщил он невидимому собеседнику на выходе из торгового центра. — Сейчас поглядим.
Вызвав такси, он устроился на заднем сидении, и, небрежно бросив водителю: «К гастроному на Ленина», — незаметно вынул из кармана брюк и пересчитал свои сбережения.
В гастрономе взял тележку, и стал беспечно скользить с ней по рядам: копченые сыры, колбасы, красная икра, овощи, фрукты, включая ненавистный по вкусу ананас и неизвестный доселе авокадо.
Проезжая мимо стеллажей со спиртными напитками Петр Андреевич потянулся было к привычной «Славяновской», но потом, передумав, загрузил в тележку коробочку виски. «Джамесон» — без особого труда прочитал он на упаковке и хмыкнул:
-Джеймс, значит. Вот с тобой и выпьем.
Подойдя к кассе в каком-то шальном внутреннем джазовом ритме, он беспечно оставил на ней еще десятку, и, с оставшимися двенадцатью в кармане костюмных брюк, выполз на улицу, с трудом волоча тяжеленный пакет.
-Сейчас увидим, — с радостной местью в обезумевшем взгляде бормотал он, почти преодолев расстояние до заветной будки с выпечкой, — сейчас поглядим, кто из нас рвань!
Звук чьего-то безутешного воя заставил его бросить пакет за ларьком и остановиться. С опаской обойдя его и заглядывая в окошко, Петр Андреевич увидел треклятую продавщицу, размазывающую косметику по лицу и ревущую как домашняя кошка, запертая в квартире во время всеобщих мартовский гуляний.
-Что случилось?- осторожно трогая заклятого врага за рукав, спросил гений мести.
-Ук-краааалии!!- завыла продавщица, вцепившись в руку Петру Андреевичу диковинными ногтями.- Всю сегодняшнюю выручку сперли, сволочи, чтоб вам сдооооохнуть, — завыла она в окно, глядя перед собой невидящими глазами.- Отвернулась на секунду, чтобы слоенки из печки достать, а тут ни их, ни денееееег, убежали… а мне… что мне д-делать, с чего от-ик- давать, с чего?
-Сколько?
— Две- две-надцать тысяч, -между всхлипами сообщил бывший заклятый враг, — а у меня еще кредит на телефо-о-ооон, и дети в школу иду-уут…
-Как звать?- строго поинтересовался Петр Андреевич.
-Л-л-Лараааа.
«Тоже Лара, значит»,-хмыкнул Петр про себя.
-Дура ты, Лара, — ласково сказал он, просовывая ей деньги через пункт выдачи.
Продавщица замерла. Испуганно уставившись на деньги темными от потекшей туши очками глаз, она все-таки схватила их, пересчитала, прижала к себе и зачем-то понюхала.
-Но…ээээ…это…как? Зачем? Как это вы? Мне??? А я отдать только через полгода, не раньше…
-Просто так, — устало ответил Петр Андреевич фразой из некогда любимого мультфильма- И да, там у задней двери пакет с продуктами, детям отнеси…
-Спасибо, спасибо Вам, я все через полгода, не позже, спасибо…, — глаза ее в процессе узнавания гонимой ею рвани стали похожи на два бумажных блюдца их тех, в кот
орых она выдавала выпечку покупателям, — Петр Андреевич…
Семидесятилетний пенсионер в приличного вида костюме уже устало шел прочь. Блестяще спланированный им стратегический демарш свернул куда-то не туда, злость улетучилась, и осталась только какая-то усталая, опустошенная удовлетворенность.
-Простите меня, — донеслось в спину. Петр неопределенно махнул рукой и зашел в подъезд.
В квартире он привычно поприветствовал то ли задорно торчащие на противоположной стене оленьи рога, то ли своего невидимого собеседника и, подойдя вплотную к серванту, сказал:
— Дурак я старый. Опять мы с тобой банкроты. И не надо мне свои орехи протягивать… Вот, теперь и помереть вроде как не на что…
Отойдя к стулу у дивана, он начал неторопливо раздеваться. Снял пиджак и, недоуменно глядя на брюки, впервые за долгие годы затрясся в счастливом детском смехе:
-Хотя, — хихикал он, — брюки и спинджак с карманАми у нас с тобой, не дай Бог чего, имеются на этот случай…
Фарфоровая белочка на серванте улыбалась, протягивая хозяину неразменный орех.