«Мы умрём под Авдосом», — сказал мне на выходе смежник,
Поглядев немигающим взглядом и руку подав.
Будет солнце таким, как вошедший в столицу мятежник,
И на плечи нам лапы положит век-волкодав.
Позывные оставшихся в поле у Царской охоты
Утекают сквозь пальцы, но память хранит имена.
Я не сплю по ночам и часто курю отчего-то,
Я пока ещё жив. Я пока ещё жив. Я пока…
Как побитые птицы — идут, ковыляют по роте
Те, с кем раньше шутил, собирал нехитрый багаж.
Я и сам, как подранок, кричу, кувыркаюсь в полёте,
Я как дрон-камикадзе, пикирую к Царской охоте,
Чтоб на бреющем врезаться точно в немецкий блиндаж.
Нас не надо жалеть, у военных другие замашки.
Человек выживает не хлебом и страхом одним.
Мне всю жизнь будут сниться Туманы, Мосты, Чебурашка
И пропитанный смертью, горящий в огне Коксохим.
Пацаны из Москвы, Ленинграда, Донецка, Ростова
Навалились на стену всей мощью натруженных плеч,
Чтоб в осенней степи растворилась увядшая мова,
Чтоб в Авдеевке вновь зазвучала русская речь.
«Мы умрём под Авдосом, — сказал мне на выходе смежник. -
Или выживем. Тут как получится. Надо суметь».
Этой ночью мне снился убийственно белый подснежник
И буграми заросшая дикая дивная степь.