30 мая 1920 года в советских газетах появилось обращение бывшего Верховного главнокомандующего русской армией Алексея Алексеевича Брусилова «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились». Оно было связано с польским наступлением на фронтах советско-польской войны.

В нём говорилось:

«В этот критический исторический момент нашей народной жизни мы, ваши старшие боевые товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к Родине и взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды, кто бы и где бы их вам ни нанёс, а добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную Армию на фронт или в тыл, куда бы правительство Советской Рабоче-Крестьянской России вас не назначило и служить там не за страх, а за совесть, дабы своею честною службою, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить её расхищения, ибо, в последнем случае, она безвозвратно может пропасть и тогда наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что мы из-за эгоистических чувств классовой борьбы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою Матушку-Россию.»

Призыв адресовался и к офицерам белой армии барона Врангеля, ещё удерживавшей Крым и в фактическом союзе с Польшей начавшей наступление против Красной Армии, и к тем бывшим офицерам, которые в РСФСР пока воздерживались от участия в Красной Армии.

Кроме бывшего главковерха Брусилова, обращение подписали бывший генерал от инфантерии Алексей Поливанов, генерал от инфантерии Андрей Зайончковский и многие другие бывшие царские генералы.

Всего в Красной Армии служили более 250 бывших царских генералов и более 70 тыс. офицеров.

И ещё надо заметить, что эта позиция Брусилова вовсе не была внезапной и неожиданной.

В октябрьские дни 1917 года старый генерал был случайно ранен снарядом, залетевшим в его квартиру, кость в ноге раздробило на 14 частей. Уже поэтому он не мог покинуть красную Россию.

Но отнюдь не случайной была его позиция в те дни, о которой рассказывала посетившая его Мария Нестерович-Берг, бывшая связной от белогвардейцев.

«Отправилась к генералу Брусилову, — писала она, — лежащему в госпитале у Руднева… Он лежал, но чувствовал себя бодро. Сказал, что рана не так серьёзна, но он ей нарочно не даёт зажить, чтобы оставили в покое и большевики и небольшевики.

Я передала ему письмо, привезённое из Новороссийска, в котором генералу предлагалось бежать на Дон с помощью нашего комитета. Брусилов прочёл письмо, положил под подушку и сказал, отчеканивая слова:

— Никуда не поеду. Пора нам всем забыть о трёхцветном знамени и соединиться под красным.

Меня как громом поразило.

— Что же передать от вас на Дону?
— То, что я сейчас сказал, то и передайте.
— В таком случае говорить мне больше не о чем, — заявила я и поспешила уйти.

…На душе было очень тяжело. Боже мой! А там-то, на Дону, меня так убеждали вывезти Брусилова! Я сознавала, что в Брусилове и его жене я приобрела опасных врагов.»

В интервью рижской газете Брусилов сказал:

«Я подчиняюсь воле народа — он вправе иметь правительство, какое желает. Я могу быть не согласен с отдельными положениями, тактикой советской власти, но, признавая здоровую жизненную основу, охотно отдаю свои силы на благо горячо любимой мною Родины.»

Белогвардейцы обвиняли бывшего Главковерха в том, что его подкупили.

Сам Брусилов по этому поводу тонко заметил:

«Большевики, очевидно, меня уважают больше, потому что никто из них никогда и не заикнулся о том, чтобы мне что-либо посулить.»

В 1925 году в Карлсбаде, где Алексей Алексеевич находился на лечении, у него состоялось вынужденное объяснение с офицерами-белоэмигрантами. Кто-то из них нарочито громко стал возмущаться при нём тем, что старый царский генерал пошёл на службу к большевикам.

Брусилов не стал отмалчиваться и парировал:

«А кто, как не большевики, вместе с русским народом отстоял в гражданской войне нашу землю от жадных иностранных государств?..

А где были, к кому на службу пошли в это время вы, господа?

К немцам, французам, или, может быть, к румынам?».

ПУТЬ НАСТОЯЩЕГО ПАТРИОТА. АЛЕКСЕЙ БРУСИЛОВ.

«Отправилась к генералу Брусилову, лежащему в госпитале у Руднева… Он лежал, но чувствовал себя бодро. Сказал, что рана не так серьёзна, но он ей нарочно не дает зажить, чтобы оставили в покое и большевики и небольшевики. Я передала ему письмо, привезенное из Новороссийска, в котором генералу предлагалось бежать на Дон с помощью нашего комитета.
Брусилов прочел письмо, положил под подушку и сказал, отчеканивая слова:
— Никуда не поеду. Пора нам всем забыть о трехцветном знамени и соединиться под красным.

Меня как громом поразило.
— Что же передать от вас на Дону?
— То, что я сейчас сказал, то и передайте.
— В таком случае говорить мне больше не о чем, — заявила я и поспешила уйти.

…На душе было очень тяжело. Боже мой! А там-то, на Дону, меня так убеждали вывезти Брусилова! Я сознавала, что в Брусилове и его жене я приобрела опасных врагов».
(Из воспоминаний Марии
Нестерович-Берг, русский общественный деятель, одна из руководителей Союза бежавших из плена солдат и офицеров (1915—1918), эмиссар командования Вооружённых сил Юга России).

«Оставаясь в России, несмотря на то, что перенёс много горя и невзгод, я старался беспристрастно наблюдать за всем происходящим, оставаясь, как и прежде, беспартийным. Все хорошие и дурные стороны мне были заметнее… Позднее я говорил всем, что считаю долгом каждого гражданина не бросать своего народа и жить с ним, чего бы это ни стоило. Одно время, под влиянием больших семейных переживаний и уговоров друзей, я склонился к отъезду на Украину и затем за границу, но эти колебания были непродолжительны. Я быстро вернулся к моим глубоко засевшим в душе убеждениям. Ведь такую великую и тяжелую революцию, какую Россия должна была пережить, не каждый народ переживает. Это тяжко, конечно, но иначе поступить я не мог, хотя бы это стоило жизни. Скитаться же за границей в роли эмигранта не считал и не считаю для себя возможным и достойным».
(Из книги Брусилов А.А. «Мои воспоминания»).

«Не знаю, что легче — на чужие деньги жить за границей все эти годы или переживать все ужасы революции, голод и холод вместе со всей Россией. Деникин много говорит с большим пафосом о „Родине-матери“. Так вот, когда мать тяжело больна, совершенно не нужно самонадеянно и безрассудно производить над ней рискованные операции в заливать ее потоками братской крови, а лучше предоставить времени залечить её недуги, не бросая ее, и помогать ей вблизи, насколько сил и разума хватит. Так я думал и думаю».
(Из книги Брусилов А.А. «Мои воспоминания»).

«Правительства меняются, а Россия остаётся, и все должны добросовестно служить ей по той специальности, которую однажды выбрали».
(Из книги Брусилов А.А. «Мои воспоминания»).

«В этот критический исторический момент нашей народной жизни мы, ваши старшие боевые товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к родине и взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды, кто бы и где бы их вам ни нанёс, и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную Армию, на фронт или в тыл, куда бы правительство Советской Рабоче-Крестьянской России вас ни назначило, и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честной службой, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить её расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть, и тогда наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что мы из-за эгоистических чувств классовой борьбы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою матушку-Россию».
(Из воззвания «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились», одним из авторов которого был Брусилов. 23.05.1920).

«Я подчиняюсь воле народа — он вправе иметь правительство, какое желает. Я могу быть не согласен с отдельными положениями, тактикой Советской власти, но, признавая здоровую жизненную основу, охотно отдаю свои силы на благо горячо любимой мною Родины…»
(Из интервью Брусилова латвийской газете. Август 1921).