Если «время — деньги», то «у меня нет времени» означает, что ты нищий.

Никогда не спешите признаваться в любви — бывает, что общаешься с человеком, симпатизируешь, доверяешь ему… И вдруг выясняется, что это тупое ватное чучело.

И вспоминаешь потом — а ведь признаки были. Только ты не хотел придавать им значения.

Многие воспоминания со временем становятся обузой.

«В 25 световых годах от Земли, в обьятиях созвездия Южной Рыбы ярко сияет звезда Фомальгаут.
Она довольно молода — не более 300 млн лет, но …» — доносилось из телевизора.
Фомальгаут. Как же красиво. Эркин взглядом устремился ввысь, пронзая полугнилую крышу. Взял с полки хомус, папиросы и вышел в ночное пространство.
Закурил. Фомальгаут…
Ночью хорошо. Ночью не видно всей «красоты» той клоаки, на дне которой Эркин находился.
Скоро он умрет. Медицина в его краях практически отсутствует, и диагноз, который он сам себе поставил, как приговор.
Но что было до дикости удивительно — он совершенно не боялся смерти. Скорее даже он ее хотел
«Нас учили не жить, нас учили умирать стоя» — вспомнил Эркин слова одной песни.
Взял хомус, поднес к губам и затянул свою ночную песню волка, мелодию, преисполненную тоски и безисходности.

— Слышь, Люци. А как там Фреди?
— Крюгер?
— От ты поц! Меркьюри конечно!
— Он разве у меня?
— А как же. Ворр должен сидеть в… ммм, не то… Пи. дор должен вариться в аду! Я сказал!
— А че так? Что за нетерпимость?! Как-то не по божески, а?
— Я для мужей старался, из ребер лепил бабу, дал к ней инструкцию, сказал — воон туда, «плодитесь»! И чче?! Этот пи. орюга берет и месит глину в таком же самом, фу! Неет, я такого не хотел. Это ж получается, раз по образу и подобию, то и я, могу быть того!
— Ого! Ух ты! Круто!
— Угу… и не говори… Это же плевок в спину, понимаешь?! Так как там Фреди?
— Да че, сидит в одиночном котле. Скучно. Страдает.
— Страдает — это хорошо. Скучает — плохо. Я к нему Володина пришлю, он тоже любит глину. А уж веселый какой, не передать.
— А что так ради пи. ора стараешься? Зачем?
— Секрет. Пока что не скажу