Проснулась утром, нога че та не идет, шея чет плохо крутится. Пошла умываться, господи, зеркало надо выкинуть, испортилось похоже, показывает черт те че. Не может молодая женщина так выглядеть, даже и утром.
Села пить кофий и думать. И как-то незаметно стала беседовать с единственно умным человеком, сама с собой.
— …а что, Софа… тебе через два дня 52 года, конечно это еще не ох, но уже и не ах.
И никуда не деть то, чего ты не хочешь замечать, там обвисло, тут выпятилось, а вот там заморщинилось. Нужно смириться с тем, что ты уже переходишь в стадию бабушки.
— а может взять кредит, тыщ пицот. И к доктору, отрезать, пришить, вставить, сказала я сама себе.
— ага, и не думай! После этава, ты будешь похожа на гибрид Леоньтева с Алентовой, и кредит опять же чем платить, кто тебя, такую красотку на работу возьмет? Последовал ответ от меня же.
Да, думаю, надо смиряться, надо как-то… блин, и масло я вчера забыла купить, вот уже и склероз, ну че там, ладно, смиряюсь, старею.
Напяливай Софа штаники на свой округлившийся тухес и чеши в магаз.
Одеваясь я все так же смирялась, трусы блин усадку дают после каждой стирки, лифчики… тоже предатели. Одни штанишки не подсели, но я их и купила неделю назад, не стирала еще, кто их знает, мож тоже не налезут потом, гады, все гады и предатели.
И вот я, почти уверовавшая в неизбежность старения, в невозможность вечной молодости, иду с маслом, из магазина. Медленно, не следя за осанкой, не втягивая то, что норовит навалиться на пояс штанов… и вижу на лавке Колю.
Ну блин, щас начнется.
Коля, мужик под два метра, лет 60 ти, живет дверь в дверь со мной столько, сколько я живу в этом доме, лет 20.
И все 20 лет, увидев меня, он говорит примерно так.
— Девушка, пройдемте ко мне в апппартаменты, я вам покажу дивный закат из моего окна.
Или
— Пойдем, Софа ко мне, посмотрим какой вид из моих окон.
А че там я не видела, наши окна выходят на одну сторону, на траву.
И скорее всего, он не меня одну звал, и кто-то даже соглашался, ибо Томка, его жена, частенько лупила его.
Из окон доносился сначала скандал, называлось имя, Дашка, Ольга и тд, потом удар, и громовой голос Николая:
— Убилааа сууукааа, уничтожила меняяя. Ну Томка, держись.
Томка видимо хорошо держала удар, потому что я ни разу не видела ее с синяками. А Колю, с драным лицом, видела.
Вот и сегодня Коля не изменил себе.
— О, Софка, че то ты грустная, пойдем ко мне, я покажу тебе стереосистему.
Блин! Я была возмущена. Какие системы? Я тут смиряюсь, а он мне…
— Николай, довольно подло с вашей стороны предлагать мне, такие вольности, улещать меня, у вас Николай, уже внуки девок водят рассветы встречать, я девушка пожилая, и нога вон у меня плохо идет, я с вами Николай могу в этом возрасте тока в церковь ходить, да и то, если вы меня на гору втащите. (церковь у нас на горке стоит)
Но осечь Николая не так то просто.
Поднявшись с лавки, хрустнув всем своим позвоночником, престарелый ловелас сказал
— Дак эт мы завсегда.
И не успела я опомниться, как он, держа одной лапищей меня за руку, второй за ягодицу, уже вел мое тело по ступеням к подъездной двери.
Ну не подлец?
Его раньше ваще нельзя было близко подпускать, ибо чуть замешкаешься, можно обнаружить его руки в самых неожиданных местах. Со своим склерозом я как-то подзабыла об этом.
Мне бы осадить наглеца, сказать ему, мол, хам! Прекратите лапать, иначе Томке расскажу, и даже может, надо было ударить по лысеющей голове.
Но… смех не дал мне это сделать.
Все что я могла сказать зардевшись, это:
— Ацтань, шайтан бесстыжий.
Зайдя домой, глянув в зеркало, весьма я была изумлена, оно показывало иное чем утром, глаза как-то другие, румянец прям, и над поясом штанов ниче не нависает, и вроде ниче так-то, что я вижу.
Блин, ну как тут смиряться и стареть? Не дают же!