После недолгих уговоров Ипполит Матвеевич повез Лизу в
«Прагу», образцовую столовую МСПО — «лучшее место в Москве»,
как говорил ему Бендер.
«Прага» поразила Лизу обилием зеркал, света и цветочных
горшков. Лизе это было простительно: она никогда еще не посещала больших образцово-показательных ресторанов. Но зеркальный зал совсем неожиданно поразил и Ипполита Матвеевича.
Он отстал, забыл ресторанный уклад. Теперь ему было
положительно стыдно за свои баронские сапоги с квадратными
носами, штучные довоенные брюки и лунный жилет, осыпанный
серебряной звездой.
Оба смутились и замерли на виду у всей довольно
разношерстной публики.
-- Пройдемте туда, в угол,-предложил Воробьянинов, хотя у самой эстрады, где оркестр выпиливал дежурное попурри из
«Баядерки», были свободные столики.
Чувствуя, что на нее все смотрят, Лиза быстро согласилась.
За нею смущенно последовал светский лев и покоритель женщин
Воробьянинов. Потертые брюки светского льва свисали с худого
зада мешочком. Покоритель женщин сгорбился и, чтобы преодолеть
смущение, стал протирать пенсне. Никто не подошел к столу.
Этого Ипполит Матвеевич не ожидал. И он, вместо того чтобы
галантно беседовать со своей дамой, молчал, томился, несмело
стучал пепельницей по столу и бесконечно откашливался. Лиза с любопытством смотрела по сторонам, молчание становилось
неестественным. Но Ипполит Матвеевич не мог вымолвить ни слова.
Он забыл, что именно он всегда говорил в таких случаях.
-- Будьте добры!-взывал он к пролетавшим мимо работникам
нарпита.
-- Сию минуточку-c! -- кричали официанты на ходу.
Наконец, карточка была принесена. Ипполит Матвеевич с чувством облегчения углубился в нее.
-- Однако,-- пробормотал он,-- телячьи котлетыдва двадцать
пять, филе-два двадцать пять, водка — пять рублей.
-- За пять рублей большой графин-с,-сообщил официант,
нетерпеливо оглядываясь.
«Что со мной? -- ужасался Ипполит Матвеевич. Я становлюсь
смешон».
-- Вот, пожалуйста,-сказал он Лизе с запоздалой
вежливостью,-- не угодно ли выбрать? Что будете есть?
Лизе было совестно. Она видела, как гордо смотрел официант
на ее спутника, и понимала, что он делает что-то не то.
-- Я совсем не хочу есть,-сказала она дрогнувшим
голосом.-- Или вот что… Скажите, товарищ, нет ли у вас
чего-нибудь вегетарианского? Официант стал топтаться, как конь.
-- Вегетарианского не держим-с. Разве омлет с ветчиной.
-- Тогда вот что,-- сказал Ипполит Матвеевич, решившись,--
дайте нам сосисок. Вы ведь будете есть сосиски, Елизавета
Петровна?
-- Буду.
-- Так вот. Сосиски. Вот эти, по рублю двадцать пять. И бутылку водки.
-- В графинчике будет.
-- Тогда -- большой графин.
Работник нарпита посмотрел на беззащитную Лизу прозрачными
глазами.
-- Водку чем будете закусывать? Икры свежей? Семги?
Расстегайчиков?
В Ипполите Матвеевиче продолжал бушевать делопроизводитель
загса.
-- Не надо,-- с неприятной грубостью сказал он. Почем у вас
огурцы соленые? Ну, хорошо, дайте два.
Официант убежал, и за столиком снова водворилось молчание.
Первой заговорила Лиза:
-- Я здесь никогда не была. Здесь очень мило.
-- Да-а,-протянул Ипполит Матвеевич, высчитывая стоимость
заказанного.
«Ничего,-думал он,-выпью водки-разойдусь. А то, в самом
деле, неловко как-то».
Но когда выпил водки и закусил огурцом, то не разошелся, а помрачнел еще больше. Лиза не пила. Натянутость не исчезла. А тут еще к столику подошел человек и, ласкательно глядя на Лизу,
предложил купить цветы.
Ипполит Матвеевич притворился, что не замечает усатого
цветочника, но тот не уходил. Говорить при нем любезности было
совершенно невозможно.
На время выручила концертная программа. На эстраду вышел
сдобный мужчина в визитке и лаковых туфлях.
-- Ну, вот мы снова увиделись с вами,-развязно сказал он в публику.-- Следующим номером нашей консертной пррогрраммы
выступит мировая исполнительница русских народных песен, хорошо
известная в Марьиной роще. Варвара Ивановна Годлевская. Варвара
Ивановна! Пожалуйте!
Ипполит Матвеевич пил водку и молчал. Так как Лиза не пила
и все время порывалась уйти домой, надо было спешить, чтобы
выпить весь графин.
Когда на сцену вышел куплетист в рубчатой бархатной
толстовке, сменивший певицу, известную в Марьиной роще, и запел:
Ходите, Вы всюду бродите, Как будто ваш аппендицит От хождения будет сыт,
Ходите, Та-ра-ра-ра, —
Ипполит Матвеевич уже порядочно захмелел и, вместе со всеми посетителями образцовой столовой, которых он еще полчаса
тому назад считал грубиянами и скаредными советскими бандитами,
захлопал в такт ладошами и стал подпевать:
Ходите, Та-ра-ра-ра…
Он часто вскакивал и, не извинившись, уходил в уборную.
Соседние столики его уже называли дядей и приваживали к себе на бокал пива. Но он не шел. Он стал вдруг гордым и подозрительным. Лиза решительно встала из-за стола:
-- Я пойду. А вы оставайтесь. Я сама дойду.
-- Нет, зачем же? Как дворянин, не могу допустить! Сеньор!
Счет! Ха-мы!..
На счет Ипполит Матвеевич смотрел долго, раскачиваясь на стуле.
-- Девять рублей двадцать копеек? -- бормотал он.-- Может
быть, вам еще дать ключ от квартиры, где деньги лежат?
Кончилось тем, что Ипполита Матвеевича свели вниз, бережно
держа под руки. Лиза не могла убежать, потому что номерок от гардероба был у великосветского льва.
В первом же переулке Ипполит Матвеевич навалился на Лизу
плечом и стал хватать ее руками. Лиза молча отдиралась.
-- Слушайте! -- говорила она.-- Слушайте! Слушайте!
-- Поедем в номера! -- убеждал Воробьянинов. Лиза с силой
высвободилась и, не примериваясь, ударила покорителя женщин
кулачком в нос. Сейчас же свалилось пенсне с золотой дужкой и,
попав под квадратный носок баронских сапог, с хрустом
раскрошилось.
Ночной зефир Струит эфир…
Лиза, захлебываясь слезами, побежала по Серебряному
переулку к себе домой.