Он жил бирюком на отшибе, в лесу,
Один без друзей, без соседей.
Пил воду с ключа, с Иван-чая росу,
Бродил по урманам медведем.
Был домик его аккуратен и пуст,
Не терем, но крепок и ладен.
Да чайная роза, разросшийся куст,
Как память жены в палисаде.
Вот так сквозь сердечно-надсадные стуки
Бежим от себя, прибегая к себе.
Но память. У памяти длинные руки.
Жена отошла позапрошлой весной,
Тихонько, как мышка под утро.
И птицы орали над чащей лесной,
И солнце взошло златокудро.
Опять посмеялась старушка с косой,
Играя бессмертную пьесу.
Лишь чайные розы всплакнули росой,
Да взвыла собака за лесом.
И падали капли дождей беспросветных
На землю, последнюю в жизни постель,
И пел соловей над погостом рассветным.
А после бездумно, от горя пустой,
Простившись, уже безвозвратно,
Он вымыл полы родниковой водой,
Да розы полил аккуратно.
Ходил за скотиной, полол огород
И жил от надежды к надежде.
Всё ждал, что сквозь дрёму она позовёт,
И снова всё будет как прежде.
Пытался читать, не читалось, бросал,
Двоились страницы сквозь слёзы.
А ночью. А ночью подушку кусал,
Да злые курил папиросы.
И как-то под вечер, закончив дела,
Прилёг на диван одинокий.
За окнами чайная роза цвела,
Взывая к печальной берлоге
На запах душа старика поплыла,
Она позвала…