Такси шелестело шинами по мокрой от осеннего дождя дороге. Пожилой водитель не торопясь вел машину по знакомым улочкам города и украдкой поглядывал в зеркало заднего вида на пассажиров.
На руках молодая женщина держала ребенка, пяти-шести месяцев, поэтому его несколько насторожил адрес, который назвали клиенты — городской детский дом.
Родители ребенка выглядели счастливой молодой парой: он — высокий, статный военный в форме старшего лейтенанта ВВС, она… Да просто красивая молодая женщина с огромными голубыми глазами и светлыми волосами, рассыпанными по плечам.
— Паша, цветы! — напомнила она, обращаясь к военному.
— Помню, Настена, помню, — ответил он ей и попросил водителя: — отец, останови у цветочного магазина.
Военный вышел и, не прячась от ветра, направился в магазин. Водитель проводил его взглядом и спросил:
— Муж?
— Муж, — счастливо улыбнулась она, поправляя шапочку на головке ребенка.
— Ребенок у вас красивый, сами вы тоже, вроде в порядке. Чего ж в детдом-то? — с осуждением в голосе спросил водитель.
Молодая мама не поняла вопроса, а когда до нее дошел его скрытый смысл, глаза ее широко распахнулись, и она смогла только прошептать:
— Ужас! Вы что подумали?
— Да я так… Мало ли… В наше время всякое бывает, — потом уже по-доброму взглянув на нее, спросил: — Так чего ж в детдом-то?
— Я там росла. Семь лет, потом меня удочерили. А муж мой — Павел, четыре года воспитывался там же.
— У Галины Ивановны? — водитель широко улыбнулся, — вот оно что! И вы, значит, с поезда, сразу к ней? Вот это молодцы!
— А вы ее знаете? — женщина с интересом смотрела на него.
— Да кто ж ее не знает!
Водитель собрался было пуститься в долгий рассказ, но дверь такси открылась, и в салон вплыл роскошный букет роз в руках военного.
— Настя, смотри какое чудо есть в нашем городе! — военный гордо улыбался.
— Пашка! — восхитилась Настя, — Ты даже мне такие розы не дарил!
— Не обижайся, Настя, — оправдывался Павел, — я же говорю — такие розы только в нашем городе! А когда мы были здесь вдвоем крайний раз?
— Вместе? Вместе — одиннадцать лет назад…
Галина Ивановна сидела за столом в своем кабинете, кутаясь в пуховую шаль. В здании было тепло, но шаль была такая мягкая и пушистая, так ласково облегала плечи, что расставаться с ней не хотелось даже в тепле.
Выдалась свободная минутка: старшие детки — в школе, у младших — тихий час. В детском доме непривычно спокойно, только на кухне позвякивает посуда — готовится обед для детей.
Галина Ивановна перелистывает альбом с фотографиями. Лица. Лица детей, мальчиков и девочек, молодых людей. Воспитанники. И каждого она помнит по имени, и уже взрослых мужчин и женщин называет как тогда, в детстве — Сашенька, Мишутка, Леночка…
А вот — Настя Найденова, нет — теперь уже Бабаян. Добрейшей души человек Армен Саркисович удочерил ее, дай Бог памяти — пятнадцать лет назад…
А вот — Пашка. Где же ты, Пашка? Закончил Суворовское училище, поступил в летное. Вот его фото: курсант — военный летчик, а ведь в детстве мечтал стать ветеринарным врачом, как Алексей Сергеевич. Леша — тоже большой кусок сердца унес, проказник, но не зря, не зря…
Приглушенные шаги по коридору. Кто бы это мог быть? Стук в дверь:
— Войдите! — О Господи! Огромный, роскошный букет роз! А кто же за ним скрывается?
— Пашка! Павлик, родной ты мой! — Букет шлепнулся на пол, — Где ж ты так долго пропадал, Паша!
— Галина Ивановна, ну что вы, Галина Ивановна. Вот же я, здесь. Не писал, ну да не всегда можно было… Я не один. Вот — жена моя. И дочка — Галя…
— Настя… Настенька! Неужели ты? Да возьми дочку, Павлик! Дай мы с Настенькой обнимемся.
Когда страсти улеглись и сердца забились ровней, гости сняли верхнюю одежду, спящего ребенка уложили на диванчик, а сами уселись вокруг стола.
— Как же вы, ребята, сохранили свои чувства? Так долго в разлуке… Армен Саркисович рассказывал мне о вас, он очень тепло о тебе отзывался, Паша.
— Я Насте слово дал, Галина Ивановна. А я слово свое — держу!
— Когда-то я это уже слышала, — по-доброму рассмеялась Галина Ивановна. — Настенька, а у тебя как все сложилось?
— Счастливо, Галина Ивановна! — По лицу Насти было видно, что она не лукавит. — Закончила медицинский, вместе с Артуром и Ашотом, моими братьями. А вы знаете, что обидеть меня они никому не позволят. Теперь я — педиатр, как папа. А с Пашей мы всегда были рядом, даже когда в разлуке… А вот — наша доченька, Галя — имя даже не обсуждали.
— Ну, здравствуй, Галюся, — Галина Ивановна склонилась над спящим ребенком, — дай Бог тебе счастья. А дед уже видел внученьку?
— Пока нет, Галина Ивановна, мы сразу к вам, — виновато улыбнулась Настя.
— Позвоните ему от меня, предупредите заранее, а то сердце разорвется у Армена и Лусине от неожиданного счастья, — Галина Ивановна повернулась к Павлу и сказала с лукавой улыбкой:
— Ну, поздоровайся с Мамочкой, она уже давно на тебя смотрит.
Павел повернулся на стуле и замер. На полу, в метре от Пашки, не отрываясь глядела на него трехшерстная кошка. У Пашки защемило в груди, как тогда, в детстве, в заброшенном доме, где он впервые встретил ее.
Наконец кошка медленно мигнула обоими глазами, поднялась и направилась к нему. Вспрыгнула на колени, поднялась на задние лапки и положила передние на погон старшего лейтенанта, а мордочкой терлась о Пашкино лицо, мурлыча не переставая.
— Мама, Мамочка, — Пашка гладил ее по мягкой шерстке, зарываясь лицом в пушистую шубку. — Я тебя никогда не забывал, — шептал он ей на ушко, — если бы не ты…
— Половину детей она вынянчила, — рассказывала Галина Ивановна, — все ее помнят. Когда год назад случилась у нее онкология — весь детдом стоял под окнами клиники Алексея Сергеевича, пока он ее оперировал. Все обошлось, слава Богу…
На диване заворочалась и захныкала маленькая Галя. Кошка, извинительно муркнув, спрыгнула с колен Пашки и взобралась на диван. Ласково мурлыча, она прилегла рядом, и девочка затихла.
— Скоро мы с ней — на пенсию, — вздохнула Галина Ивановна. — Пора. Армен своего Брата давно отправил отдыхать. Теперь нежится дома у теплой батареи. Вот и нам с Мамочкой пора.
— Братик, — улыбнулась Настя, — как я по нему скучаю!
До вечера пробыли Настя и Павел в детском доме, пообедали вместе с ребятами. Пацаны окружили Павла, требовали рассказать о службе, о полетах. Почти все решили стать летчиками.
— Это нелегко, братишки, — учил их Павел, — но, если поставили цель — держитесь ее. Да разве обязательно — летчиками? Людьми станьте, такими, чтобы Галина Ивановна с гордостью говорила — это мои ребята!
А кошка Мама ласково смотрела на Пашку, щурила зеленые глаза и согласно мурлыкала.
Ушли вечером, пообещав Галине Ивановне и ребятам зайти до отъезда. И впредь заходить, будучи в городе.
— Слово даю! — сказал Пашка.
Галина Ивановна и Настя засмеялись, а кошка Мамочка смотрела на Пашку и провожала его взглядом, как провожала многих ребят и девочек, которых успокаивала ночами, не давая пролиться светлым детским слезам…